Американский хищник - Морин Каллахан

В один из дней после попытки побега (когда именно, ФБР не уточняет) тюремную камеру Киза обыскали в его отсутствие. Внутри нашли письмо к одному из братьев. «Они не могут приговорить мертвеца», – писал он. На отдельном листе бумаги он сообщал по меньшей мере о шести жертвах. Все оставались безымянными, но троих можно было опознать как Саманту и Карриеров. Сотрудники бюро проведут затем месяцы, анализируя эту записку.

Обнаружили также петлю, свернутую из простыни. Киз постоянно намекал на самоубийство, но теперь ФБР знало наверняка о его конкретных планах. Но как ни удивительно, к предостережениям Белла почти не прислушались. Было ли то разгильдяйство, глупость или лень, но в его содержании ничто не изменилось. Даже когда Чендлер узнал, что Киз по-прежнему пользовался одноразовыми бритвами вопреки его ясному указанию, он не сделал ничего. Только прикрепил к двери камеры написанное от руки распоряжение:

Чендлер приобрел электробритву, которой Киз мог пользоваться только под непосредственным надзором, но охранники игнорировали его требование. Белл задал Чендлеру вопросы, звучавшие приблизительно так: какого хрена? Его охранники хотят, чтобы Киз наложил на себя руки? Или они настолько глупы?

Чендлер вздохнул. Он мог только написать приказ и прикрепить его к двери.

– А если эти идиоты не читают его, – добавил он, – то с этим я ничего не могу поделать.

С этим я ничего не могу поделать.

Такая фраза наилучшим образом описывала эту стадию расследования. Белл не мог заставить Чендлера лучше справляться со своей работой. Пэйн не мог выставить Фелдиса из комнаты для допросов. Киз не мог избавиться от своего адвоката и узнать дату казни. Никто не мог сказать о себе, что он лично возглавляет следствие, и исправить положение не мог ни один человек, ни одна группа или организация.

И они не могли даже сохранить свою главную команду. Пэйн, Белл и Геден, воспринимавшие себя тремя мушкетерами, у которых наладились наилучшие отношения с Кизом, делившиеся друг с другом своими версиями его преступлений и эмоциональной напряженностью, которой стоило это расследование, теперь тоже расходились. До Пэйна дошли слухи, что этим летом бюро снимает его с дела. Формально он будет работать до октября, после чего явится в Куантико, чтобы получить следующее задание. Пора было начинать думать о переводе и отдать роль ведущего агента Геден.

Теперь Фелдис станет ее проблемой.

А Фелдис твердил Кизу: «Все замыкается на мне». Фелдис, который заявлял, что он один способен сохранить имя Киза в секрете от прессы и добиться смертной казни, был человеком, которому Киз верил меньше всех.

– Не то чтобы я вам не доверял, – как-то сказал ему Киз, – но, уж простите, я вам не доверяю.

А Киз использовал их отчаянное положение, чтобы вскоре выменять свои ненавистные тряпичные шлепанцы на кроссовки со шнурками и начать получать газеты. У него в камере было даже руководство по выживанию в дикой природе. Реакцию Белла на это трудно описать даже как шок. Разве Чендлер не знал, что Тед Банди бежал из тюрьмы дважды? А Киз боготворил Банди.

Причем Чендлер не был так уж открыт для критики. Белл мог жаловаться на него и его надзирателей, но в своей епархии они все относились с подозрением к федеральным агентам. Ходил слух, что ФБР заключило с Кизом закулисную сделку, и он, как казалось, получал все, чего хотел. Как еще объяснить, что обязательное психиатрическое обследование внезапно было отменено?

Белл и его коллеги отрицали это, но правда не имела значения. Они ничего не могли изменить.

Положение ухудшалось. Рано утром 18 июля Белл, Геден и Руссо сидели вместе с Кизом в офисе ФБР. Им пришлось признать свое недавнее поражение, прежде чем он услышит новость от кого-то еще.

Бюро прекращало поиски на свалке. Киз снова одержал над ними победу.

Руссо рассказал Кизу, что прокуроры в Вермонте встречались с семьями Карриеров. После чего будет выпущен пресс-релиз для местных СМИ, у которых накопились вопросы, связанные с сотней агентов ФБР, изучавших свалку их маленького города.

Власти Вермонта, как сказал Руссо, желали отойти от прошлого соглашения и назвать имя Киза в связи с убийствами. И не только это – они хотели предъявить ему обвинение. Голос Руссо дрожал.

– Жаль, что я не держал рот на замке, – сказал Киз. – Неужели у них появились новые улики против меня по делу Карриеров? Потому что единственная улика против меня содержится в протоколах моих допросов.

Руссо сменил тактику. Он отрицал, что знает наверняка. Возможно, слух пустил какой-то репортер на востоке, а что он мог сделать с ним, находясь на Аляске? Кроме того, Вермонт имел право – даже обязательство – успокоить свою общественность, показать справедливость всем, но в первую очередь семьям Карриеров.

– Это трудная задача, – сказал Руссо.

Ничего подобного, считал Киз.

– Они не нашли ничего на свалке. Пусть говорят семьям все, что им будет угодно.

Киз уже потирал себя ладонями в свойственной ему манере.

Руссо продолжал. Во всем этом есть и позитивная сторона, сказал он. Киз мог преподнести это своей семье, как сам захочет. А потом, быть может, даже создать себе положительный образ, дав ответы двум горюющим семьям. Имея план глобального соглашения с федералами, Руссо никогда не разрабатывал плана реагирования на действия локальных властей, и ему пришлось признаться в этом Кизу. Но, сказал Руссо, он мог выработать идею, как продвигаться дальше.

Не стоит беспокоиться, продолжал он. Такие дела тянутся медленно. Вероятно, потребуется месяц, прежде чем в Вермонте решат, предавать ли огласке имя Киза.

Через два дня филиал телеканала Эн-би-си в Вермонте назвал имя Киза.

Белл знал, что они могут никогда не оправиться от этого удара. Несколько месяцев они подавали себя как всемогущее ФБР, хранящее его дело под замком и за семью печатями. Снова и снова заверяли, что могут диктовать другим организациям, что и когда делать.

Они сели в лужу. Киз был вне себя от злости:

– Я же сказал вам с самого начала, прежде чем указать, где лежат чертовы тела, я сказал вам, что не хочу вовлекать в дело местные власти. И первое, что вы делаете, это устраиваете грандиозную сцену и ведете археологические раскопки прямо около главной дороги.

Руссо огрызнулся:

– Невозможно просто появиться там и заявить: мы федералы.

– А мне вы сказали, что сможете.

– Я… не думаю, что мы это говорили.

– Вы говорили, что сможете держать все под контролем.

– Верно, – сказал Руссо притихшим голосом. – И насколько могли, держали.

– Вы не контролировали вообще ничего, – сказал Киз.