Нежные листья, ядовитые корни - Елена Михалкова

«Травма или не травма, а спину прямо она держит как человек, на которого взвалили слишком тяжелый груз. Именно такие обычно сохраняют осанку из последних сил».

– Теперь вам понятно? – Саша гневно сверкнула глазами. – Бедная Юлька покусилась сразу на все: на собственность Рогозиной и на ее светлый облик. Я один раз услышала, как Кувалда назвала Зинчук воровкой, но подумала, что это о Лешке. Ничего подобного! Она имела в виду, что Юлька подражала Светке. А несчастная Зинчук и понятия не имела, какую бурю она подняла! С ее точки зрения, ничего страшного не происходило. Наоборот, все шло прекрасно! Лёшка Демьянов не отличался умом и не догадывался, что все ее преображения лишь ради него. Он только видел, что Зинчук расцвела. День, когда он пересел к ней за парту, переполнил чашу Светкиного терпения. Я уверена, она все придумала именно тогда.

Дерево за окном раскачал весенний ветер. Ветки проскребли по стеклу, но Саша не обернулась на звук. Она смотрела на телефон, включенный на беззвучный режим. Тот вибрировал на столе.

«Вам звонят», – чуть не ляпнул Бабкин. Но Стриженова и сама это видела. Сергей заметил, что по экрану паутиной разбегаются трещины.

Прошло не меньше минуты, пока сотовый подпрыгивал и жужжал. Наконец Саша отбила звонок и невидящим взглядом скользнула по лицам Бабкина с Макаром.

– О чем я… Ах да. О той вечеринке, которой на самом деле не было.

– Ее Рогозина придумала?

– Весь этот план был плодом Светкиного ума. Вернее, Светкиной злобы. Ей нужно было не просто выставить Юльку в нелепом виде. Она хотела проучить ее так, чтобы Зинчук до конца жизни запомнила этот случай. В чем в чем, а в фантазии Светке было не отказать.

Бабкин выразительно глянул на Илюшина. «Записывай, записывай!» – глазами показал Макар.

– Савушкина распустила слух о вечеринке. И о том, что Демьянов настойчиво просил, чтобы Юлька обязательно пришла.

– А сам он сказать не мог!

– Он не ходил в школу два дня, так что у Юльки не было причин сомневаться. К тому же, знаете, при всем своем уме она была… Как бы это назвать… Доверчивой. И плохо понимающей эмоции других людей. Никто из нас, девочек, не осмелился бы копировать облик Рогозиной. Мы понимали, что ничем хорошим это кончиться не может. А Юлька – нет.

– И никто из вас ее не предупредил? – вырвалось у Бабкина.

– Она бы не поняла наших объяснений, поверьте. Хотя сейчас я жалею о том, что даже не пыталась. Но мы были очень разобщены. Каждый сам за себя! А главное – никто не догадывался, к каким чудовищным последствиям приведет Юлькина влюбленность.

Телефон снова завибрировал. Сашино лицо на мгновение окаменело. Она снова отбила звонок, и голос ее звучал глуховато, когда она сказала:

– В тот вечер Лосина заманила ее в квартиру Савушкиной и сбежала сразу, как только Юльку втащили за дверь. Ей было все равно, что дальше произойдет.

Она провела рукой по лбу.

– От Коваль я знаю, что Юлька почувствовала неладное только тогда, когда зашла в комнату, где должны были собраться наши одноклассники. Там, естественно, никого не было. И Лешки Демьянова тоже, он вообще понятия ни о чем не имел. Коваль говорила, что Юлька до последнего улыбалась и радовалась, как дура. Про дуру – это Иркины слова. Она всей душой презирала Зинчук за ее легковерие. Увидев пустую комнату, Юлька попятилась, но тут ее перехватила Кувалда. И держала до тех пор, пока Рогозина зачитывала обвинительный приговор.

– Что она делала? – не поверил Бабкин.

– Перечень Юлькиных преступлений был зачитан вслух. Коваль с Савушкиной развеселились и хохотали, слушая, как Светка хорошо поставленным голосом декламирует, на что именно покушалась Зинчук. Юлька все это время пыталась вырваться, но Кувалда очень сильная, она удерживала ее без труда. А потом Светка с тем же серьезным лицом огласила приговор: выжечь на лбу клеймо «воровка» и обстричь волосы перед тем, как сослать в класс.

– Клеймо, значит, – повторил Илюшин.

– Сделав паузу, Рогозина сообщила, что суд решил принять во внимание умственную отсталость обвиняемой и ограничиться только стрижкой. Сова с торжественным видом подала ей на подносе ножницы. И тут Юлька дернула головой назад, попала Коваль затылком по носу, и та от боли и неожиданности выпустила ее. Зинчук кинулась к выходу. Но у родителей Савушкиной была большая квартира с длинным коридором… В общем, Коваль догнала ее, повалила… Юлька визжала и отбивалась, будто они собирались ее убивать. Я думаю, в некоторой степени для нее это так и было. От ее сопротивления они озверели еще сильнее. Ей скрутили руки за спиной, в рот засунули кляп… Коваль позже сказала мне: «В какой-то момент я испугалась, что мы ее придушим». Но никто из них уже не мог остановиться. Кто-то ударил ее, чтобы не дергалась, потом Светка заорала, чтобы принесли ножницы, и Любка долго металась по комнате, потому что их уронили по дороге. Хотя Ирка прижимала Юльку к полу очень крепко, Зинчук, услышав лязганье ножниц, задергалась так, что они ее порезали. У нее осталась ранка на предплечье. Неглубокая, просто царапина. Но у Рогозиной, когда она увидела кровь, сделалось такое дикое лицо, что Коваль перепугалась до смерти. Ей показалось, что Светка сейчас вырвет ножницы у Любки из трясущихся рук и забьет ими Зинчук до смерти. Юлька снова нарушала ее план, понимаете? Она не унижалась перед ними, не плакала, а сопротивлялась так отчаянно, что все происходящее окончательно перестало быть шуткой, пусть даже и злой.

– Помнится, во Франции и Бельгии после освобождения брили женщин, вступавших в связь с фашистами, – вдруг сказал Илюшин.

– В Нидерландах тоже. Но я сомневаюсь, чтобы Рогозина знала об этом. Ей просто хотелось унизить Юльку как можно сильнее.

Саша вздохнула.

– В конце концов они обкромсали ей эти светлые локоны, которые Юлька так старательно завивала. Оставили, может, сантиметров десять торчащих клочьев. У Светки был заранее приготовлен тюбик с краской, и они намазали ей волосы ядреным составом. Смывать ничего не стали, а просто подержали двадцать минут – и выпустили.

Бабкин представил себя на месте оскверненной девушки.

– И она не пыталась броситься на них?

– У нее сил не осталось, – сказала Саша. – Она выбралась из квартиры Савушкиной и там свалилась на площадке. Эти три дряни испугались, что с Зинчук что-то не в порядке. Но она полежала, поднялась и двинулась вниз по лестнице. Они наблюдали с балкона, как она идет домой, а вслед ей оборачиваются прохожие. У нее же все волосы были перепачканы этой гадостью, и еще кровь на руке, на одежде… Про лицо страшно подумать. Я увидела Юльку через два дня после этого. У нее были такие глаза… Как будто она вернулась с войны. Вам, наверное, это сравнение кажется смешным?

Но ни Бабкину, ни Макару смешно не было. «Шестнадцать ударов ножом, – вспомнил Сергей слова жены об убийстве Рогозиной. – Странно, что не больше».

Одно соображение не давало ему покоя.