Книга Призраков - Сэбин Бэринг-Гулд

Однажды он был настолько поглощен созерцанием скрипки, ее прекрасных обводов, в мечтах, что когда-нибудь сможет обладать ею, что не заметил, как какие-то мальчишки утащили из короба, стоявшего у него на плече, куски мяса.

Этот проступок оказался самым страшным – ему припомнили все его прегрешения: путаница заказов, на которую жаловались клиенты, медлительность доставки. Мясник больше не желал иметь с ним дела и отправил домой, к отцу, который самым строгим образом наказал мальчика, едва тот переступил порог родного дома.

Но Джо принес с собой прекрасные воспоминания, о маленькой черно-красной скрипке. О смычке, с натянутым на нем белым конским волосом. Теперь у мальчика появилась мечта, ради которой стоило жить. Он был бы совершенно счастлив, если бы мог позволить себе иметь скрипку, ценой в три шиллинга и шесть пенсов. Но как их заработать?

Он поделился своими затруднениями с почтальоном Роджером Гейлом, и тот обещал ему подумать, чем можно помочь делу.

Через пару дней почтальон сказал Джо:

– Есть землевладелец, который хочет нанять мальчика, чтобы тот убирал листья с подъездной дороги к дому. Об этом мне сказал его кучер, а я передаю его слова тебе. Ты можешь заниматься этим по субботам, и получать за работу несколько пенсов.

Джо просиял. Он поспешил домой и передал ей слова почтальона.

– Ты сам собираешься начать чем-то заниматься, – сказала миссис Лембол. – Прекрасно, если тебя возьмут подметать подъездную дорогу; ты будешь приносить домой по пять пенсов каждую неделю, и получать из них пенни на любые лакомства.

Джо попытался рассчитать, сколько времени пройдет, прежде чем он сможет приобрести скрипку, но это было выше его способностей; тогда он спросил почтальона, и тот ответил, что пройдет сорок недель, то есть десять месяцев.

Маленький Джо не расстроился. Что значило для него такое время? Служил же Иаков четырнадцать лет за Рахиль, а до того момента, когда он сможет приобрести скрипку, осталось всего лишь сорок недель!

Итак, каждую субботу Джо усердно подметал дорогу. Он получил строгий наказ: при появлении автомобиля, прятаться среди рододендронов и лавров. Он имел слишком идиотский вид, его одежда представляла из себя лохмотья, чтобы попадаться на глаза джентльмену.

Тем не менее, один или два раза он столкнулся с землевладельцем и стоял, дрожащий, с широко раскрытыми ртом и глазами, с торчащими во все стороны волосами, крепко ухватившись за метлу. Землевладелец был вполне дружелюбен, пытался заговорить с ним, но Джо Гендер очень испугался, и не мог произнести ни слова в ответ.

– Бедняга, – сказал землевладелец садовнику. – Конечно, я делаю доброе дело, давая ему работу, но, должен признаться, предпочел бы видеть на его месте кого-нибудь другого, поумнее. Я поспособствую, чтобы его отправили в учреждение для слабоумных. Там ничему не учат, – добавил он, – но, при наличии здоровой пищи, чистоты и внимания, даже он, может быть, усвоит, что дважды два равно четырем, ибо даже этого он, насколько я сумел понять, до сих пор не знает.

Каждую субботу, вечером, Джо Гендер приносил своей мачехе шестипенсовик. Но женщина была не настолько добра, чтобы позволить ему обзавестись собственными деньгами.

– За твое образование приходится платить слишком много, – говорила она.

– В таком случае, тетушка, может быть, мне больше не нужно ходить в школу? – У него язык не поворачивался назвать мачеху матушкой.

– Ты должен учиться. Ты не закончил даже начальный курс.

– Но я не думаю, что у меня это когда-нибудь получится.

– А кроме того, – продолжала миссис Лембол, – ты очень хорошо питаешься. И ешь очень много. Дешевле прокормить корову, чем тебя.

– Ох, тетушка, я буду есть совсем мало, если вы будете давать мне один пенни!

– Прекрасно. Нельзя есть так много, это вредно. Если ты будешь довольствоваться одним куском хлеба вместо двух на завтрак и то же самое на ужин, ты получишь свой пенни. А если тебе не будет хватать еды, то ты всегда можешь раздобыть брюкву или мангольд на поле фермера Эггинса. Брюква и мангольд холодят кровь и не давят на желудок, – сказала миссис Лембол.

Так и сделали; но это едва не уморило Джо. Его щеки и грудь становились все более и более впалыми, а живот, напротив, выпирал все сильнее и сильнее. Его ноги, казалось, едва могли поддерживать тело, а большие бледно-голубые глаза готовы были вылезти из орбит, подобно глазам улитки. Что же касается его голоса, то он был тихим и бесцветным, подобным нотам, извлекаемым им из своей самодельной скрипки.

– Из-за этого ребенка на нас косо смотрят, – говорил Лембол. – Он совсем не похож на человека. Он не мыслит и не чувствует, как христианин. Если бы он полюбил наш сад, то не смог бы принести даже лопаты навоза, чтобы удобрить его.

– Мне доводилось слышать о подменышах, – в тон ему говорила миссис Лембол, – а глядя на него, я начинаю думать, что в этих рассказах содержится зерно истины. В них говорится, что пикси крадут человеческих детей, а на их место подсовывают своих. Единственный способ узнать – это раскалить кочергу докрасна и сделать вид, будто тыкаешь ею в горло ребенка; в таком случае дверь открывается, приходит пикси-мать и забирает своего ребенка, возвращая чужого. Может быть, нам следует поступить так с Джо.

– Я сомневаюсь, жена, что закон будет на нашей стороне, – заявил Лембол, возвращая в камин вылетевший оттуда уголь раскаленной снизу кочергой.

– Я тоже так думаю, – сказала миссис Лембол. – И после этого мы еще называемся страной свободы! Закон – бедным, но не богатым.

– Это все упрямство, – сказал Лембол. – Точно, как у осла. А потому нам следует применять обыкновенную палку.

Между тем, маленького Джо Гендера ждало еще одно испытание. Дочь землевладельца, мисс Эмори, училась музыке. Мать ее играла на пианино, в то время как сама она – на скрипке. В то время музыка вошла в моду, и мисс Эмори брала уроки у лучших музыкантов в городе; она играла гораздо лучше, чем Роджер Гейл.

Однажды, подметая дорогу, Джо услышал ее игру; он стал подкрадываться к ближе и ближе к дому, прячась за кусты рододендрона, впивая музыку всем телом. Она влекла его неодолимо. Он совершенно позабыл строгий наказ никогда не приближаться к дому. Музыка действовала на него как магическое заклятие. Тут его и застал садовник, отодрал за уши и велел вернуться к работе. В другой раз его прогнал слуга, заставший оборванного маленького мальчика возле окон гостиной. А потом его заметила мисс Эмори, когда он прятался за розовым кустом возле ее будуара, слушая, как она выполняет урок.

Никто даже подумать не мог, что его привлекает музыка. Всем казалось, что деревенский дурачок любуется внутренней обстановкой дома.

Его ругали, пообещали выгнать. Садовник пожаловался отцу мальчика и посоветовал хорошенько его выпороть, чтобы не забывал о сказанном.

– Эти парни, – сказал садовник, – чувствуют совсем иначе, чем обычные люди, и понимают только палку, как медведи, когда их дрессируют.