Мечта цвета фламинго - Светлана Лубенец

Юра Морозов пришел на бракосочетание со своей третьей женой Людмилой и подумывал о том, что, может, и им стоит обвенчаться. Хватит уже, побегал по женщинам, пора и честь знать. Людмила в этот момент думала совершенно о другом. Она рассчитывала, сколько надо купить того розового плотного шелка, который вчера ей так понравился в магазине, чтобы сшить костюм, как у Нины, но с вырезом и фестончиками на рукавах, как у ее дочери Ларисы. Выходило, что если она купит этот материал, то до зарплаты, пожалуй, денег не хватит. Может, не покупать? Нет! Купить все-таки стоит! Надоело себе во всем отказывать! Решив, таким образом, вопрос для себя положительно, Людмила улыбнулась, и они с Юрой пошли поздравлять молодоженов большим букетом темно-бордовых роз.

Со стороны жениха молодой пары присутствовали оба родителя. Лев Егорыч, в темной тройке с еле заметной серой полоской, был полон достоинства. Галина Андреевна стояла подле него с непроницаемым лицом и, как всегда, очень хорошо выглядела в платье с большим кружевным воротником и в неброских золотых украшениях. Она тоже уволилась с «Петростали», и центральная лаборатория, таким образом, перевыполнила план по сокращению сотрудников. Олег Григорьевич Мальцев был отмечен руководством и понял, что некоторое время еще поработает во славу тяжелой промышленности и во благо собственной семьи.

А что касается четы Голощекиных-старших, то они не развелись. Первичная ячейка общества была сохранена, но постепенно утратила все свои традиции, которыми еще недавно так славилась и гордилась. Льву Егорычу по-прежнему всегда вовремя подавали обед, но уже отсутствовали гематитовые кольца на льняных салфетках. По правде говоря, эти салфетки Галина Андреевна так больше никогда и не доставала из шкафа. На кухонном столе в пластиковом стаканчике навечно устроились простенькие белые бумажные салфетки. И она уже не выбегала в коридор молодой серной встречать вернувшегося со службы мужа, который теперь всегда открывал дверь своим ключом. Единственная традиция, которой Лев Егорыч продолжал неукоснительно следовать, заключалась в мытье рук и переодевании в домашний спортивный костюм. Пока он это делал, Галина Андреевна наливала ему в глубокую тарелку, под которой уже не было второй, плоской, по-прежнему наваристого супа. Рядом, как в советской столовке, она ставила тарелки со вторым и десертом, а иногда – и весьма неизящную (с изяществом на голощекинской кухне было покончено навсегда) фаянсовую кружку с киселем или компотом и уходила в комнату читать. Потом она стала уходить в библиотеку, где полюбила бывать и где стала задерживаться как можно дольше. Галине, по достоинству оценив ее деловое рвение и добросовестность, даже предложили поработать там в качестве библиотекаря. Она согласилась и вскоре почувствовала себя в библиотеке незаменимой и уже позволяла себе покрикивать на молодых и нерасторопных девчонок, присланных на практику из колледжа библиотечного дела. Иногда на сон грядущий она пыталась разобраться, почему жизнь с ней так несправедливо обошлась, но ответа на этот вопрос не находила. В конце концов она решила, что по заслугам ей воздастся после, стала частенько заглядывать в церковь, научилась правильно креститься и даже покрывала свою по-прежнему стильную стрижку красивым павловопосадским платком с оранжево-бордовыми «огурцами».

Лев Егорыч тоже стал дольше положенного задерживаться на рабочем месте. Как-то вдруг, в одночасье, он понял, что секретарша Ираида, тридцативосьмилетняя одинокая дама, наряжается, красится и звенит браслетами исключительно для него одного. Он посмотрел на нее попристальнее, нашел, что она представляет собой еще вполне лакомый кусочек, и однажды, как бы ненароком, провел рукой по ее крутому бедру, вызывающе обтянутому узкой и короткой кожаной юбкой. Ираида отозвалась сразу, закрыла на ключ дверь в приемную и деловито, без всякого смущения, начала раздеваться прямо возле пикающего факса. Очень скоро Лев Егорыч понял, что нынешние одинокие женщины благодаря отсутствию мужниного присмотра набираются такого бесценного сексуального опыта, что оказываются настоящей находкой для закосневшего в браке добропорядочного мужчины.

Таким образом, взамен утраченных семейных традиций Голощекины получили каждый свое: Галина Андреевна – пищу духовную, а Лев Егорыч – телесную, и похоже, что каждый остался по-своему доволен.

Что касается поверженной Оксаны, то она скоро утешилась, приняв предложение известного журналиста-международника, и уехала с ним сначала в Эмираты, потом в Израиль и Зимбабве. Перемена мест очень отвлекала от печальных воспоминаний.

Поздно вечером Светлана Аркадьевна Тарасова, страшно усталая, зверски голодная и раздраженная, вышла из машины перед собственным домом. Сейчас, вместо того, чтобы встать под душ, ей придется что-то готовить себе на ужин, иначе желудок немедленно прогрызет какая-нибудь прожорливая язва. Она открыла дверь квартиры и застыла… В лицо ей пахнуло таким ароматным мясным духом, что она едва не грохнулась в голодный обморок. От падения ее спасла услужливо подставленная мужская рука.

– Миша-а-а… – протянула Светлана и чуть не заплакала. – Я…

– Все потом, Света, – оборвал ее Тарасов. – Иди в душ, затем – ужин, и только после этого все разговоры.

Светлана благодарно улыбнулась и, глотая слезы, удалилась в душ.

Потом она поглощала мясо, приготовленное мужем, и думала о том, как, в сущности, здорово, когда тебя ждут дома с горячим ужином. Она смотрела в мужнины бархатные глаза и опять казалась себе безмозглой учащейся металлургического техникума, так и не осилившей специальность «обработка металла давлением».

– Ну? Утолила первый голод? – спросил Михаил, когда она, отдуваясь, откинулась на спинку кресла.

Светлана Аркадьевна смогла только кивнуть.

– Читай! – Тарасов протянул ей сложенный вчетверо лист голубоватой бумаги для принтера.

Светлана с некоторой опаской развернула. Не заявление ли это в загс о разводе? Но это было не заявление. Это была бумага из Комитета по градостроительству и архитектуре администрации г. Санкт-Петербурга. В ней значилось, что магазин фирмы «Вега» находится на земельном участке между домами № 45 и 47 по улице Западной на совершенно законных основаниях, поскольку закладка намечавшегося в этом месте сквера будет произведена в глубине двора, образованного этими двумя домами и домом № 30 по Горбатому переулку. Для этих целей специально будет снесено здание прачечной, давно находящееся в аварийном состоянии.

– Ми-и-ишка!! Как ты достал эту бумагу?

– Когда я узнал, что Ленчик Волосов раскатал губу на эту «Вегу», я отправился в комитет с целью дать какому-нибудь тамошнему чиновнику такую взятку, от которой тот не смог бы отказаться. Но первым, кого я увидел в коридоре, оказался мой хороший знакомый еще по кузнечному цеху «Петростали». Не знаю, взялся бы Дмитрий мне помогать даже и по старой дружбе, но представь: он живет в доме № 47 по улице Западной и отоваривается исключительно в «Веге»!

– С ума сойти! – восхитилась Светлана.

– Вот именно! – рассмеялся Тарасов. – И как раз для такого случая я припас… – И он поставил на стол рябую бутылку «Царицы Тамары».