Мечта цвета фламинго - Светлана Лубенец

«Он прижался к ней своей горячей плотью, а потом вошел в нее…» – прочитала Нина и раздраженно захлопнула книгу. Все то же самое, из книжки в книжку: перед тем как прижаться и войти в нее, мужчина с горячей плотью и очень выигрышной внешностью для начала вышел, естественно, из «Мерседеса», а перед этим – еще и из банка, главой которого, само собой, являлся. А та, к которой он прижимался, была простой библиотекаршей, и ее накануне совершенно случайно слегка сбил его «мерс». У нее, разумеется, как раз перед столкновением было абсолютно растерзанное сердце и полное неверие в возможность новой любви со стороны граждан с плотью любой степени нагрева. Таким образом, нарушив правила поведения пешеходов на проезжей части, эта убогая библиотекарша умудрилась получить все сразу и в одном флаконе. Но, надо признать, некоторые трудности на ее пути все-таки были, например трудновоспитуемая дочь директора банка от первого брака. Но поскольку первая супруга банкира предусмотрительно и давно скончалась где-то за пределами книги, то девочка жаждала материнской ласки и прикидывалась трудновоспитуемой лишь для проверки на вшивость библиотекарши, которая ей, в общем-то, сразу понравилась.

Нина все так же раздраженно сунула книгу в пакет между сосисками и пачкой макарон и вышла из вагона метро. Вот сейчас она поднимется на эскалаторе вверх, выйдет в город и – все «мерсы», как один, пролетят мимо, спасибо, если еще не обольют грязью из лужи. Можно, конечно, попытаться кинуться под один, но, скорее всего, после этого Нинина трудновоспитуемая дочь Лялька останется на этом свете одна, как перст. Брак, от которого у Нины образовалась Лялька, был не только первым, но и последним, и она, точно так же, как книжная библиотекарша, больше не верила в порядочность ни директоров банка, ни простых инженеров, каковым являлся ее бывший муж Георгий. Она развелась с ним, когда Ляльке, которой сейчас двадцать один, было всего четыре года, и ни разу не пожалела об этом.

Дождь так и продолжал изо всех сил молотить по лужам, которые разлились морями с самого утра. Что это за город такой: дожди и дожди! В квартире разбухли и плохо закрывались двери, влажные шторы отяжелели, спустились до самого пола, а тонкие карнизики, весьма неграциозно изогнувшись, грозили переломиться пополам. А что делалось в ванной! Ничего не сохло! Полотенца кисли, а на крашенных задорной зелененькой краской стенах цвела какая-то гнусная плесень. Нина каждое утро отдирала ее жесткой щеткой с разрекламированным на весь свет «Кометом», но плесени было плевать на «Комет». В момент проведения санитарно-гигиенических мероприятий она временно исчезала, чтобы к следующему утру непременно и неутомимо отрастить новые, еще более извилистые плети и щупальца.

За весь май выдался всего один сухой день, но зато как по заказу – на Победу. Нина с Лялькой даже съездили на Пискаревку, положили цветы на братские могилы. А больше ни одного солнечного дня. Сплошная вода. Приезжие, правда, говорят, что у петербурженок от большой влажности воздуха – хорошая кожа, и они дольше выглядят молодыми. Может, оно и так. К Нине, несмотря на ее сорок, все до сих пор обращаются: «Девушка». Хотя, с другой стороны, в их нелепой стране так к женщинам обращаются до самой пенсии. Но и в самом деле, глупо называть ее мадам или госпожой, если на ней выгоревший плащ мальчикового фасона и открытые босоножки, из которых в раскорячку торчат пальцы в абсолютно мокрых и заляпанных грязью колготках.

А дождь надоел до жути. И зонт надоел. Мешает. Нормальная женщина должна в обеих руках нести кошелки с продуктами, а тут целая рука занята зонтом!

Нина, бросив еще один гадливый взгляд на грязные ноги, решительно прошлепала прямо через затоптанный газон с жалкими анемичными растениями и вышла на дорожку к своему двору. У тротуара морщилась от дождя довольно прозрачная лужа, и Нина, вздрогнув от забравшейся в босоножки холодной воды, прошлась по ней вброд. Грязные колготки стали выглядеть значительно симпатичнее, поскольку водой с них смыло жирные нашлепки земли с газона. При этом здорово намокли джинсы, но какое кому до этого дело в такой дождь! У углового дома ее, как всегда, встретила веселенькая урна, на серо-бетонном боку которой было нарисовано оранжевое улыбающееся солнышко. На крутом солнечном лбу красовалась белая лаконичная надпись: «Тарасов». Урна стояла у дома уже месяца три, аккурат с избирательной кампании, когда этот самый Тарасов Михаил Иннокентьевич, владелец сети магазинов «Вега», куда-то там баллотировался по их избирательному округу. Фамилия солнечной урны всегда смешила Нину, улучшала ей настроение, и она даже подумывала, что именно в этом и состояло ее настоящее предназначение, а вовсе не в вульгарном сборе мусора. Она, как всегда, улыбнувшись урне, прошла во двор и, продолжая глупо улыбаться, представила, как ее сбивает машина Тарасова (слегка, не насовсем), а из нее выскакивает испуганный до слез за Нинину жизнь Михаил Иннокентьевич собственной персоной и, бережно подняв ее с асфальта, тут же прижимается к ней горячей плотью. Конечно, магазины «Вега» – это вам не банк, но тоже кое-что. Можно даже будет простить, если плоть у него окажется не очень-то и горячей. Нина расхохоталась вслух, а ветер, который, очевидно, был мужчиной, оскорбился этим ее смехом и в отместку вывернул наизнанку ее старенький зонт с давно и безнадежно погнутыми спицами. Она, резко развернувшись против ветра, быстро привела зонт в чувство, но чуть не уронила в лужу пакет с продуктами и была в лучшем виде обрызгана проезжающей мимо серебристой иномаркой. Может быть, даже и «Мерседесом». Честно говоря, она в машинах совершенно не разбиралась. Нина выругалась бы как можно заковыристей, если бы имела соответствующие навыки, но она их, к сожалению, не имела, а потому смогла лишь тихо пробормотать в пространство: «Вот гад!» – и остановилась, разглядывая коричневые жирные кляксы на бежевом плаще. Как ни странно, машина не уехала, а остановилась чуть впереди Нины. Она подумала, что по законам жанра из нее все-таки должен выйти владелец солнечных урн Тарасов, но со стороны водителя из машины ловко выбралась высокая женщина в апельсинового цвета кожаном пиджаке и побежала к Нине.

– Простите меня, пожалуйста! – Женщина чуть ли не на колени опустилась перед Ниной.

– Да ладно… – Нина, пораженная эдаким участием со стороны иномарки, попыталась осторожненько вытащить полу своего плаща из рук сумасшедшей женщины с пальцами, искрящимися дорогими перстнями, но у нее ничего не получилось.

– Быстро садитесь в машину, – приказала женщина, оторвавшись наконец от плаща. – Сейчас все решим! Надеюсь, вы не против? – Она заглянула Нине в глаза и вдруг совершенно другим голосом прошептала: – Не может быть… Нинка? Ты?

Удивленная Нина тоже присмотрелась к женщине повнимательней и пролепетала:

– Я Нина… да… А вы… О-о-ой… Не может быть… Светка! Неужели ты?

– Ну конечно, я!

– Ты!! Такая машина!! Такой пиджачара!! Слушай, ты кто?!

– Конь в пальто! – очень современно выразилась Светка и опять потребовала: – А ну быстро в машину!

Ветер, продолжая цепляться за Нину, как настоящий подвыпивший мужчина, снова вывернул ее зонт наизнанку, но это уже никого не интересовало. В вывернутом состоянии зонт был захлопнут, торопливо скомкан и отправлен в пакет к макаронам, сосискам и директору банка с горячей плотью, а Нина неловко шлепнулась на велюровый чехол сиденья Светкиной навороченной тачки.