Лукавый Шаолинь - Алина Воронина

А мы с Френдом смогли справиться с помешательством. Наверное, это был наш беспечный ангел-хранитель. Взявшись за руки, тихо пошли домой и стали ждать рассвета.

В странную ночь Самайна мне позвонила Эля. И сообщила, что, вероятно, город будет уничтожен. Ровно через год. В ночь зимнего Солнцестояния.

Но веренское равнодушие ко всему странному прочно закреплено в моих генах. Даже когда я встречала поутри со странными дарами, то пугалась куда меньше, чем от созерцания забора с колючей проволокой. Адаптивность как стиль жизни, ведь я рождена в Верене.

Поэтому я старалась ни о чем не думать, как бы странно это ни звучало. Строила планы на жизнь в Краснокрестецке, мечтала устроиться работать в школу, завести ребенка.

— Не смеши меня, — отозвался Френд, когда я сообщила ему об этом. — Какой ребенок может быть у нас с тобой? Мне вполне хватает своего сына. Да и после родов придется прописать тебя, что совершенно не входит в мои планы. Не хватало еще, чтобы ты здесь получила постоянный пропуск.

Впрочем, иногда Френд становился добрым, ласковым, и мы отлично ладили. И даже выезжали в Верену, чтобы сходить в кафе или в кино.

— Ты много значишь для меня, Иней, — однажды признался он. — Но чувства к тебе запрятаны в дальний ящик моего сердца. Почему? Как ни крути, ты остаешься чужой для этого места. А чужая ЗАТО будет чужой и мне. Также влияет разница в возрасте и многие другие факторы.

— А у меня все наоборот: я строю свою жизнь в Зоне, но иногда хочется не выходить из дома и вообще никого не видеть.

Рассуждая так, мы гуляли по городу, держась за руки. Если бы все изменить… Если бы вернуться в прошлое. То не Френд, а Ёрш крепко бы сжимал мою руку, и гуляли мы по Веренскому лесу. И взошли бы вместе на Двойные горы, не боясь взглянуть в глаза поутри. И потребовать от них правды. Правды о нас. Правды о Шаолине.

Но не суждено этому произойти…

Вдруг мы увидели странное сооружение, которого раньше не было.

— Похоже на валун с плющом. Смотри, на табличке надпись: здесь будет стоять памятник пропуску, — сказал муж.

— Что за глупая затея! Но нашу газетенку это должно заинтересовать. Надо бы написать, — я со смехом потрогала валун. — Чего только не придумают, чтобы потратить государственные деньги. Зону ведь содержит не область, а страна. Есть где разгуляться фантазии.

Я смеялась долго и от души, еще ничего не понимая. Еще не зная, что наступает начало конца.

И писала этот текст как последний, не думая, что он действительно будет последним. Информация о вариантах памятника, а также мнение жителей по этому вопросу. Все очень корректно и взвешенно. Они не придерутся, они просто не смогут!

Утром просунулась от звонка майора Вайшнавского:

— Иней, немедленно приезжайте! То, что вы написали… У меня нет слов. Да это же просто стыдно и подло. Как вы могли! После того, как я поручился перед главой…

Я похолодела, лихорадочно пытаясь припомнить, что такого особенного дала в статье… Ни одного неосторожного слова и, естественно, никакой критики власти, хотя считала затею с этим памятником глупой и ненужной.

Уже через час я была в кабинете редактора.

— Екатерина, помогите. Опять мне звонят из прокуратуры.

— Иней, ты совсем свихнулась? Что ты написала? Что?

Похолодев от страха, я собралась в считанные минуты и приехала в редакцию.

Было непривычно тихо. Журналисты смотрели на меня странными взглядами, выражавшими сочувствие, но и отвращение. Вдруг Женя встала и пожала мне руку:

— Прощай, Иней. И прости нас, если сможешь.

— Что это вы меня прежде смерти хороните? Еще поработаем вместе, — уверенно сказала я.

А потом Екатерина подала мне газету и тихо сказала:

— Это я виновата. Только я. Мне и нести наказание. Невнимательно прочитала и пропустила такое…

Она была бледной, как снег, и впервые в жизни показалась мне даже симпатичной.

И я стала читать свой текст. А потом увидела то, что написать никак не могла. «Памятник пропуску нужен обязательно, ведь пропуски скоро останутся только в памяти жителей. Уже в ближайшее время планируется изменение статуса закрытого территориального объединения. Краснокрестецк станет обычным городом Веренской области, открытым для въезда. А через пару лет канет в лету и забор с колючей проволокой. Как двадцать лет назад это произошло с Берлинской стеной».

Я посмотрела на Екатерину. Мне показалось, что она меня ударит. Но та отвела взгляд и тихо сказала:

— Зачем ты сделала это, девочка? Жизнь тебя, наконец, доконала? Ты была такой перспективной, такой сильной. Я даже хотела назначить тебя на должность замредактора. А теперь прокуратура требует крови. Твоей крови.

— Я не писала этого, клянусь! Ну, сами посудите: зачем мне это? Я же всеми силами стремлюсь закрепиться в Краснокрестецке. Стать здесь своей. Что теперь будет?

— Глава в шоке. А Вайшнавский имеет на тебя зуб. И он сказал в ультимативной форме: или увольнение Инея, или закрытие газеты. Но я тебя так просто не отдам, и за газету мы еще поборемся.

— Но я не делала этого!

— Как теперь докажешь, кто внес изменения в полосу непосредственно перед отправкой номера. В редакции нет камер. Знаешь же, что у нас всегда ходят толпы людей. Верстальщики часто бегают на перекур, а корректоры — в буфет. Чужой вполне мог заменить текст. И почему-то я верю тебе, Иней! Ты бы такого не совершила. Слишком благородная и правильная. Даже снобка, уж извини… Да и себе яму кто же будет рыть.

Уже во второй раз начальница показалась мне почти красивой.

Плечом к плечу мы пришли к Вайшнавскому. И вдруг я взглянула на него другими глазами. Как женщина — на привлекательного мужчину. Видно, что полицейскую физкультуру не прогуливает, да и сам спорт уважает. Как и большинству, ему очень шла форма. И власть над людьми.

«Какие у него красивые холодные глаза. Цвета холодной воды. Как и все на Зоне — красивое и холодное», — подумала я. И сначала даже расслабилась и улыбнулась, вспомнив, как мы весело пили чай в этом кабинете.

Но потом мне стало плохо, потому что он заговорил:

— Инна, что обозначает ваше имя?

— То и обозначает. Иней.

— О, нет, оно переводится с древнескандинавского как «холодная вода». Там вам и место. В холоде, за пределами ЗАТО. То, что вы сделали, должно быть наказано. Газету мы закрываем. «Красная» из респектабельного издания превратилась в рассадник крамолы. А вы, неуважаемая жительница Верены, должны покинуть пределы Зоны в двадцать четыре часа. Езжайте назад к своим светлым зонам и радуйтесь, что дешево отделались.

Екатерина запрокинула голову и закрыла глаза руками, но смогла почти спокойно сказать: