В постели со Снежной Королевой - Татьяна Михайловна Тронина

тем как войти в гостиную, Алена придирчиво оглядела себя в большое зеркало, висевшее в прихожей. Ради этого визита она облачилась в синее концертное платье, волосы заколола в высокую прическу, сделала умеренно-торжественный макияж, а на палец надела свое сапфировое колечко. Как-никак к самой Ирме Ивлевой шла!

— Доброе утро, — с нежностью и печалью произнесла знаменитая танцовщица, полуприподнявшись с роскошного кожаного дивана нежно-персикового цвета. В неярко-желтом брючном костюме, больше напоминающем пижаму… — Алена? Вы ведь насчет Викуси пришли поговорить? Прошу, садитесь.

Алена опустилась в мягкое, точно облако, кресло.

Все в квартире Ивлевой было мягким, ласковым, нежным, что полностью соответствовало облику хозяйки. Приятные пастельные цвета, золотистое сияние от многочисленных светильников, хрустально-прозрачные зеркала, уютная роскошная мебель, изящные безделушки повсюду. В углу — старинные напольные часы, в которых маятник методично отмерял время. Коллекция плюшевых медведей, одним своим видом вызывавших слезы умиления…

— Спасибо, что согласились меня принять.

— Ну что вы, какие пустяки! Память о Викусе — это для меня святое… — печально произнесла Ивлева. — Так что вы хотели узнать?

Хозяйка на персиковом диване излучала само участие.

Домработница в фартуке скромно прикатила тележку с чаем, фруктами и воздушного вида пирожными.

— Спасибо, Верочка, — ласково кивнула Ивлева домработнице, и та тихо исчезла.

— Ирма, вы давно знали Вику?

— О, очень давно! — улыбнулась хозяйка с ностальгическим выражением на идеально-правильном лице. — Когда еще совсем девчонками были…

— Вы одобряли ее замужество?

— Ах, это вы про Романа… А что Роман? Роман Селетин, Викусин муж, всегда был очень занятым человеком. Я, честно говоря, редко с ним сталкивалась. Они заходили ко мне вместе раза три, четыре… В основном мы встречались с Викусей в квартире ее родителей.

— Вика хорошо о нем отзывалась?

— Да, хорошо… — послушно кивнула Ивлева. — Впрочем, особо мы о нем не говорили. Лариса Викторовна его не любила.

— А о чем вы говорили?

— Об искусстве. О моде… Господи, ну о чем еще могут говорить девушки!

— Вика была старше вас.

— Ну и что? — пожала плечами Ивлева, снисходительно улыбаясь. — На самом деле она была много младше меня… Дитя, самое настоящее дитя!

— Вы все знали о ней?

Лицо Ирмы не дрогнуло, оно осталось безмятежным и ласковым.

— Да, наверное…

— Вы знали, что у Вики в последнее время был роман на стороне? — серьезно спросила Алена.

— Муж — Роман, и роман на стороне… — играя словами, улыбнулась Ивлева. — Красивой женщине позволительно иметь поклонников. Что в этом плохого? Без восхищения окружающих женщина перестает быть женщиной — разве не так?

— Все так. Но я о другом… — Алена задумалась, пытаясь подобрать нужные слова. — У Вики был не поклонник, а человек, которого она очень любила. Нечто большее, чем обычная интрижка красивой женщины! Страсть. В некотором роде даже помешательство…

— Глупости какие, — с укором возразила Ивлева. — Вика не была сумасшедшей, хотя многие объясняют ее уход из жизни именно этим.

— Ирма, но вы не ответили на мой вопрос.

Ивлева отщипнула от кисти прозрачную, изумрудного цвета виноградину (хоть натюрморт рисуй!).

— У Викуси не было любовника… — рассеянно произнесла она.

— Вы это точно знаете?

— Ну, ничего абсолютного в этом мире нет…

— У меня есть сведения, что у Вики был человек, которого она очень любила. Я не буду называть его имя…

Длиннейшие ресницы Ивлевой затрепетали.

— …так вот, у нее был долгий и бурный роман с ним. А потом она узнала, что этот человек предал ее. Что он стал встречаться с другой.

— Это уже не треугольник, это четырехугольник какой-то… — печально усмехнулась Ивлева.

— Ирма, но вы опять мне не ответили! — в отчаянии воскликнула Алена.

— Я не поняла… О чем вы спросили? — огорченно-обиженно опять затрепетала ресницами хозяйка квартиры.

— Вы знаете ее имя? Кем она была? Кто это вообще?

— Нет, — с сожалением ответила Ивлева. — Я ничего не знаю — ни про любовника, ни про его новую пассию… У меня такое чувство, Алена, что кто-то заморочил вам голову. Может быть, вы сами себя морочите — такое тоже бывает.

— Может быть, — хмуро ответила Алена. Ивлева ничего не знала, а если и знала, то весьма ловко все скрывала за обтекаемыми фразами.

В этот момент в напольных часах что-то зашипело, зашуршало, и они заиграли хрустальными голосами мелодию — «Ах, мой милый Августин», а потом принялись отбивать время. Алена с изумлением смотрела на часы.

— Старинные, позапрошлого века… Я слышала, вы пианистка, Алена? — спохватилась Ивлева.

— Да, я выступала.

— Может быть, сыграете? В соседней комнате рояль…

— Хорошо. — У Алены не было никакого настроения играть, но тем не менее она еще надеялась хоть что-то выведать у Ивлевой. В соседней комнате — огромной, просторной, пустой, с зеркальной стеной — действительно стоял роскошный белый рояль.

— Здесь у меня студия. Прошу… — Ивлева изящно опустилась прямо на пол, скрестив ноги.

Алена села за рояль и страстно, с нарастающей агрессивностью начала «Аппассионату». Она хотела расшевелить Ирму.

«Расскажи! — мысленно требовала Алена. — Все, что знаешь, — расскажи. Только правду! Расскажи, расскажи, расскажи!»

— Чудесно… — Когда стихли последние звуки, Ивлева с очаровательной непосредственностью тыльной стороной ладони вытерла выступившие на глазах слезы. — Действительно — нечеловеческая музыка!

— Ирма, как вам кажется, могло что-то остановить Вику? — тихо спросила Алена. — Спасти ее?

— Ох, не знаю… — сокрушенно вздохнула та. — Вы, Алена, когда-нибудь задумывались о том, что мы все — это продукт культурного воспитания?..

— То есть?..

— Наши чувства, наши фантазии, наши мысли, устремления — все, что мы собой представляем, — результат действия на нас культурного окружения! Вы не согласны?

— Согласна, — осторожно ответила Алена.

— Говорят, что искусство — это только часть мира, причем созданная искусственно, уж простите за тавтологию! Но мне иногда кажется, что реальность гораздо больше похожа на вымысел. Все мы живем во сне, а настоящая жизнь — где-то там, в звуках музыки… В палитре художника! В мраморе, разбуженном резцом художника! В трепетании танца!

— А природа? Что тогда такое природа? — невольно спросила Алена.

— О, природа… — Ивлева мечтательно улыбнулась и сделала грациозный жест руками, словно обозначая раскрывающийся цветок. — Природа имеет на нас еще большее влияние! Гете, например, заметил, что человек, живущий среди мрачных и могучих дубов, имеет совсем другое мироощущение, нежели человек, поселившийся возле легкомысленных березок… Но городскому жителю катастрофически не хватает природы! Заводы, фабрики, закатанная в асфальт земля, однообразные дома, мертвое небо, пропитанное смогом… Это зрелище может ранить чувствительную душу и даже убить. Кто знает, Алена, но, может быть, именно город убил Викусю! Ее утомил скудный урбанистический пейзаж… Вы сами ответили на свой вопрос.

* * *

Алена возвратилась от Ивлевой ошалевшей, совершенно запутавшейся — точно