У черного дуба с красной листвой - Дмитрий Самохин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы беседовали всего пять минут, но я выдохся, словно после часовой исповеди. Мальчишка толком ничего не видел. Только Костю Музыканта, который присел на скамейку с букетом красных роз. Андрею показалось, что он пришел на свидание и ждал девушку, но пришел мужчина, подозрительно похожий на нашего попугая. Он сел рядом с Музыкантом, забрал у него цветы и некоторое время они мирно беседовали. После чего Попугай удалился, а Музыкант обрел каменный покой.
– Интересно, почему Гнутый в петле оказался. Умер. А Музыкант только сильно задумался, – задался я вопросом, когда с опросом свидетеля было покончено.
– Сам вот не могу понять. Но в этом явно есть скрытый смысл, – поддержал меня Красавчег.
– Складывается ощущение, что оба просто потеряли интерес к жизни, – поделилась своим мнением Карма.
– Разве такое бывает? – удивился Ник.
В его голове не укладывалась такая возможность. Как это кто-то может потерять интерес к такому увлекательному, полному приключений процессу, как жизнь.
– И не такое случается, – философски заметила Карма.
– Что с Музыкантом делать будем? – спросил я.
– Его в больничку отвезти надо под присмотр белых халатов поместить, – порекомендовала Карма.
– И парочку кентавров для охраны к палате приставить, – уже отдавал распоряжение Красавчег Джеку Брауну.
Выслушав шефа, Браун доложил, что родителей Музыканта доставили в участок для дачи показаний.
Мы с Красавчегом отправились в участок, оставив Карму и Брауна заниматься Музыкантом. Но там нас ждало разочарование. Родители Кости, двое интеллигентного вида альтеров преклонных лет, толком ничего не знали. Они давно не общались с сыном. С тех пор как он стал давать концерты и жить один, они пересекались редко, да все больше по телефону.
Одно только могли сказать точно. Несколько дней назад сын закончил писать симфонию. Он называл ее главным трудом своей жизни. Долго работал, жаловался что ни черта не выходит, а недавно вроде как прорвало, музыка писалась сама, он только успевал заносить ноты на бумагу. И вот закончил симфонию, а теперь сидит камнем, потеряв ко всему интерес.
Родителей мы отпустили, пообещав помочь парню. Красавчег проводил их до дверей участка, а когда вернулся, заявил с порога:
– Кажется, я догадываюсь, как это работает.
– Тогда выкладывай, – потребовал я.
– Мы имеем дело с каким-то фокусником, который умеет выполнять чужие желания. Он реализовывает чужие мечты. Все самое сокровенное, о чем только осмелится поделиться с чужаком человек. Услышав пожелание, наш джин, а почему бы и нет, очень уж он похож на этого персонажа, выполняет желание. Одно, второе, третье, быть может и четвертое. Тут мы ничего толком сказать не можем. Нет данных. А когда желания человека выполнены, по каким-то невыясненным пока причинам наступает апатия, нежелание жить, и либо в петлю, как Гнутый, либо в камень, как Музыкант.
– Подбрось да выбрось, – оценил я версию Красавчега. – Все сходится.
– И джин этот наш с тобой Попугай. Он же Руфус Бродяга, он же человек-невидимка, поскольку никто не знает где он, кто он и как тут взялся.
– Он очень опасен. Надо народ предупредить, чтобы не разговаривали с незнакомцами и не делились своими мечтами ни с кем, кроме подушек и возлюбленных, – предложил я, подумал и добавил. – Но даже это опасно. Так что ни с кем.
– Согласен. Надо опубликовать обращение к горожанам. Я распоряжусь, чтобы такой составили. А пока кентавры занимаются бумагомарательством. Мы с тобой съездим к Зеленому. Его уже извлекли из колодца, и он лечит стресс дома.
С этими словами Красавчег покинул кабинет. Вскоре из-за двери послышался его громкий командирский голос, указывающий кентаврам на все их промахи и недочеты.
* * *
Зеленый был несвеж, выглядел подавленно, смущенно, и левый глаз у него все время дергался. Он осторожно наливал себе в граненный стакан пиво из жестяной банки с пометкой «Протока№ 3», следил как опадала пена, после чего нервно пил, судорожно дергая кадыком.
– Здравствуй, Зеленый. И куда это ты так поспешно исчез? – спросил Красавчег, появившись на пороге его дома.
Зеленый подавился пивом и стал икать. Глаза его забегали из стороны в сторону, будто он искал куда спрятаться.
– Понежнее, Ник, у него же травма. Нарушено душевное равновесие. Надо быть деликатнее, – посоветовал я.
– Скажите, пожалуйста, – протянул Красавчег, – как в голом виде носиться по небу, смущая пьяными криками весь честной народ, у него значит все в порядке с равновесием. А как в колодце чуток посидеть, так тонкая душевная организация нарушена. Так что ли получается?
Зеленый зашелся в икоте.
– А его душевное равновесие не было нарушено, когда три дня назад он устроил дебош в ресторане «Плакучая ива», оскорбил официанта, назвав его «жаренным петухом», кидался креветками и раками в мирно ужинавших горожан? У него все было в порядке с равновесием? – не унимался Красавчег.
– Ты же знаешь, кто старое помянет…
– Тот пускай и раскошеливается. Как же помню, помню, проходили. Ничего пусть немного подумает о своем поведение, может он в колодце не просто так очутился, а за заслуги перед обществом. Может это ему на подумать время дали. Вот пусть и думает, а прежде пусть ответит на вопрос. Где мы можем найти Руфуса Бродягу?
– Он все-таки полетел, – выдавил сквозь икоту Зеленый.
– Кто полетел, окаянный? Ты о чем вообще? – опешил Красавчег.
– Мой вертолет, он все-таки полетел. Ик. Только почему-то без меня. Ик. Вот теперь сам и летает. Ик. Хотя горючки у него совсем нет. Ик. Баки-то пустые. Ик.
Мы с Красавчегом переглянулись. Кажется, и Зеленый пал жертвой Попугая. Вертолет полетел, из колодца его вытащили, остается дело за малым, и полная отключка от жизненного источника. Зеленого спасать надо. Может, апатия эта у него как раз из-за козней Попугая.
– Бог с ним с этим вертолетом, где нам найти Руфуса Бродягу? – настаивал на своем Красавчег.
– Не знаю. Он на то и Бродяга, что нет у него адреса. Приехал недавно, домом не обзавелся. То здесь, то там, по углам ютится.
– Подбрось и выбрось, не томи душу. Где его найти, скажи, и хватит ломать трагедию.
– Его в разных местах видели. Но я все чаще встречал его возле Храма. Поутру он все время там ошивается.
Странно как-то. Храм это моя земля, и я не видел там никакого Попугая, ни рядом, ни внутри, но скажем честно, преподобный Крейн, в последнее время ты все меньше посещаешь Храм, а все больше Конюшню кентавров. Может поэтому и не знаешь, что где творится.
– Откуда он появился на Большом Истоке? – спросил Красавчег.
– Он всегда здесь был, – ответил Зеленый и добавил смачное. – Ик!
– Что за чушь, ты только что говорил, что он всего несколько дней в городе, – возмутился я.