Медаль за город Вашингтон - Александр Михайловский

Второй лист был хуже. На нем были фото с места нападения на Уилера – интересно, каким образом они их получили? А вот Родхам лежит абсолютно одетый, а не голый, как было написано в протоколах полиции. И заключение – содомским грехом тут и не пахло.

Что подтверждал и рассказ Уилера про то, как на него напали, и про его чудесное спасение. Тут же и показания Ричардсона, не только подтверждающие эти детали, но и называющие его, Хоара, заказчиком убийства президента. И, наконец, мнения нескольких известных юристов о полной незаконности импичмента – о чем Хоар, конечно, знал и без них, но никто не осмеливался об этом даже заикнуться.

Под номером три была напечатана статья этого гнусного предателя – Сэма Клеменса. Хоар два года назад специально ездил к нему в Коннектикут вместе с Рут-Энн по просьбе последней, когда отношения между супругами были еще более или менее сносными. Клеменс тогда стараниями своей Оливии превратился в аболициониста. А сейчас он требовал ни много ни мало независимости Конфедерации – причем в границах южных штатов и всех территорий к западу от них. И, наконец, он описал события, произошедшие на забытом Богом клочке суши, именуемом Бермуды. Оказывается, Уилер попросил югороссов о военном вмешательстве – «для освобождения Североамериканских Соединенных Штатов от преступников». Кто он, собственно, такой? Далее некий еврейчик по имени Джуда Бенджамин попросил того же от имени несуществующих Конфедеративных Штатов Америки.

И наконец четвертый, последний лист – самый страшный для Хоара. Это было обращение командования вооруженных сил Югороссии, в котором говорилось, что так как не осталось прямых каналов связи с «так называемой администрацией Хоара», то Югороссия подобным образом сообщает, что она поможет САСШ и КША восстановить закон и порядок и обеспечит мир между этими странами, а также восстановит справедливость на Тихом океане. Подробностей не было, но Хоару стало ясно, что пролет страшных железных летательных аппаратов – всего лишь прелюдия. И он боялся даже подумать о том, что за этим последует.

Но сейчас нужно было действовать, и действовать быстро. Он взял листок бумаги и написал:

– Колин, распорядись, чтобы с этого указа были сняты три копии – две пусть доставят в Конгресс и в «Вечернюю звезду», чтобы напечатали в сегодняшнем номере, а третью ты лично отдашь в руки генералу Говарду, причем как можно скорее.

30 (17) августа 1878 года. Гамильтон, Бермуды, адмиралтейство, бальный зал

Тимоти Майкл Хили, корреспондент газеты «The Nation», Дублин

Вокруг меня сидели полторы дюжины корифеев пера – тут были и Сэмюэл Клеменс, великий писатель и журналист от бога, главный редактор «Южного креста», и мой соотечественник Уильям Говард Расселл, прославившийся своими репортажами с полей боевых действий и представляющий лондонскую «Таймс», и знаменитый Джозеф Пулитцер от «New York Sun». И многие из них с неодобрением косились на новичка в моем лице.

Еще недавно я работал на Северо-Восточной железной дороге в английском Ньюкасле-апон-Тайн. Время от времени я писал небольшие заметки, которые мой дядя, Тимоти Дэниел Салливан, печатал в принадлежащей ему же дублинской «The Nation». Но в январе всех ирландских католиков неожиданно уволили с железной дороги за неблагонадежность, и я на последние деньги каким-то чудом добрался до родного Изумрудного острова. И не успел я сойти с корабля в Данлири у Дублина, как меня схватили и отправили в тюрьму Киллмейнхем как подозрительного элемента, где я сумел каким-то чудом выжить. После того как нас в апреле освободили Ирландские королевские стрелки, дядя Тим попросил меня написать цикл статей о пережитом. После чего меня зачислили в штат газеты, превратившейся – в том числе, по словам дяди, из-за моих статей – в самую авторитетную во всей Ирландии.

Потом были приятные моменты – как, например, коронация нашего любимого короля, Виктора I, – и такие, как Дублинский трибунал, заставивший меня вновь пережить то ужасное время. На трибунале я сдружился с Сэмом Клеменсом, который и убедил моего дядю послать меня на Бермуды. «Мистер Салливан, племянник ваш сейчас играет пятую скрипку в команде на Дублинском трибунале, а на Бермудах он сможет себя показать. И, поверьте мне, он справится».

Я в этом был не столь уверен – мне впервые приходилось освещать события самостоятельно, причем уже в одиннадцать часов вечера мои материалы должны быть готовы, чтобы уйти по телеграфу в Дублин. Сердце моё билось часто-часто, и я, чтобы хоть как-нибудь отвлечься, крутил в руках подаренную югороссами шариковую ручку и смотрел по сторонам. Пульт оратора, длинный стол со стульями, какие-то непонятные приспособления, стоявшие на нем, и странное белое полотно в металлической рамке, висевшее на стене – как будто кто-то вывесил огромный кусок холста и забыл написать картину. Я все пытался понять его предназначение и не заметил, как открылась дверь и начали входить люди. Один из них, с трудом передвигавшийся на костылях, был чернокожим, в сером мундире с пришпиленным к нему крестом.

– Здравствуйте, дорогие журналисты, – произнес с небольшим акцентом офицер, подошедший к пульту. – Спасибо, что уделили нам время. Я генерал-майор армии Югороссии Бережной.

Я удивился – обычно у генералов были эполеты, бороды, и они выглядели как поросята, которых откармливали, чтобы зарезать на Рождество. Бережной же был худощав, высок, чисто выбрит и носил неизвестную мне форму из синего сукна, а вместо эполетов у него была лишь крупная звезда на погонах. На груди вместо наград располагались в ряд непонятные планки разных расцветок.

Он выдержал крохотную паузу и продолжил:

– Мы, югороссы, не приемлем зверств, совершаемых «во имя» – будь то демократия, будь то бремя белого человека, будь то какая-либо иная причина. Именно поэтому мы освободили народы, угнетаемые турками. Именно поэтому мы вмешались в события, происходившие в многострадальной Ирландии.

«Да, – подумал я про себя, – если бы не югороссы, мое тело покоилось бы во рву у Киллмейнхемской тюрьмы, да и от родни моей остались бы рожки да ножки».

– И именно поэтому мы хотим вам показать, что происходит совсем недалеко отсюда – на землях американского Юга. А после этого вы послушаете непосредственных свидетелей этих событий. И наконец сможете задать свои вопросы.