Дитя клевера - Аманда Проуз

Часом позже у ворот приюта стояла очень необычная пара друзей. Сестра Агнесса смотрела куда-то вдаль и говорила, не обращаясь ни к кому конкретно. Глядя со стороны на ее прямую спину, стиснутые на груди руки, отрешенный взгляд, можно было бы даже подумать, что она распекает молодую девушку или очень холодно прощается с нею.

– Хочу, Дот, дитя мое, чтобы ты поняла, что твоя жизнь не кончается сегодня.

– Понимаю! – Дот взглянула на нее запавшими глазами.

– Я уверена в этом, Дот! Поверь мне, моя дорогая! Впереди у тебя еще долгая жизнь, не сомневаюсь, что в ней будет и много хорошего. Но вот что я скажу тебе на прощание! Не отворачивайся от Бога, не поворачивайся к Нему спиной! Даже в состоянии гнева, злости, обиды… помни! Бог всегда рядом! И Он всегда придет на помощь, если тебе это будет нужно. Ты родила на свет красивого мальчика, ты сегодня одарила таким необыкновенным счастьем бездетную семью… В их глазах, в их сердцах ты навсегда останешься их ангелом-хранителем. К тому же ты обеспечила своему ребенку такие великолепные возможности для дальнейшей жизни. Ты – замечательная девушка, Дот!

– А ведь он правда очень красивый, да?

– Да, моя дорогая! Он очень красивый! Мне так повезло, что я встретила тебя на своем жизненном пути и сама тоже стала частью твоей жизни. Желаю тебе только всего самого доброго! Удачи, любви, счастья… Господь с тобою, Дот Симпсон!

Дот кивком головы попрощалась сквозь слезы, застилавшие глаза, и благодарственно сжала руку сестры Агнессы.

– Спасибо вам за все! Я вас никогда не забуду!

– Забудешь, моя девочка! Обязательно забудешь! И хорошо сделаешь!

Дот вошла в автобус, следующий маршрутом до станции Ватерлоо, села, зажав чемоданчик между ног. Странное ощущение – снова оказаться в городе. В приюте было так тихо, жизнь за высокими стенами, отгораживающими от окружающего мира, текла там совсем иначе. Она уже успела отвыкнуть от криков людей, от резких сигналов автомобильных клаксонов, невольно вздрагивая от визга тормозов и скрежета металла по мостовой. Нормальная городская жизнь пугала. Оказывается, за эти месяцы Дот попросту разучилась быть среди людей, сливаться с толпой и растворяться в ней. А ведь именно в толпе проще всего затеряться, стать незаметной. То, что ей сейчас и надо.

Спустя два часа после своего отъезда из Баттерси она уже тряслась в рейсовом автобусе под номером двести семьдесят восемь, который вез ее домой. Рассеянно глазела в окно на знакомые пейзажи. Вот проехали «Купеческий дом», и она даже успела подсчитать число ступенек, по которым несколько месяцев тому назад карабкалась в надежде разузнать новости про Сола. «А я думала, что он тебя обо всем проинформировал. Он не вернется сюда. Он уехал домой. Навсегда!» Странно, но ничего не шевельнулось в сердце Дот, когда она вспомнила эти слова матери Сола. У нее не сжалось сердце, не захотелось плакать… Теперь у Дот есть более весомые поводы для слез! Она успела испытать гораздо, гораздо более сильное горе, чем разлука с любимым.

Вот и знакомая с детства Нэрроу-стрит. На какое-то время Дот замешкалась, поплотнее укутав шарф вокруг шеи и запрятав в него подбородок. Ноябрьские холода уже давали о себе знать. Все эти улицы и улочки хожены-перехожены ею с детских лет. Она знает их до мельчайших подробностей, видела в любую пору года – и в дождь, и в снег, и в слякоть. Она может найти дорогу домой даже с закрытыми глазами, но сегодня чувствует себя здесь чужой. Нет больше той малышки, которая весело играла со своими сверстниками из соседних домов, возвращаясь домой перемазанная грязью с ног до головы. Нет больше той девочки-подростка, которая стащила тайком мамины выходные туфли на каблуках, чтобы покрасоваться в них на школьном вечере. Как же она тогда не переломала ноги, ковыляя по булыжникам мостовой! Увы-увы! Дот прежней больше нет! Будто пелена вдруг спала с ее глаз, и она увидела всю свою прежнюю жизнь без прикрас, во всем ее убожестве и нищете. Одно дело, когда воспринимаешь окружающее сквозь нечеткие линзы очков, сквозь розовую вуаль юности. Они размывают застарелую грязь, делают незаметными все детали нищенского существования, и тогда, да! – оно, это существование, кажется вполне сносным и даже до какой-то степени комфортным. Но теперь пелена спала, а вместе с ней рассеялись и все иллюзии касательно того, как именно протекала ее жизнь в родительском доме на Роупмейказ-Филдс.

Подхватив с тротуара свой чемоданчик, Дот направилась к дому. Точнее, к тому, что раньше было ее домом. На улице не случилось никаких перемен за время ее долгого отсутствия. Все так же умненький мальчик из дома номер двадцать девять катается на своем красивом крохотном «мини». И те же уличные фонари все так же тускло освещают ей дорогу. И те же собаки за теми же дверями откликаются звонким лаем на звук ее шагов, и те же голоса кричат им: «Заткнись, сукин сын!», а они все равно продолжают лаять, несмотря на все окрики. И так изо дня в день.

И неизменная миссис Харрисон встречает ее на своем боевом посту. Такое впечатление, что время здесь замерло, остановилось… Даже все то же пугающее объявление, от одного вида которого невольно хочется поежиться, по-прежнему болтается на стене ее пансиона. Это объявление – верный знак того, сколь многие в этом мире неугодны остальным. Такие, как ее малыш, они ведь никогда не получат билет в десять фунтов, по которому можно добраться до Австралии. Дот энергично встряхнула головой, гоня от себя прочь мысли о сыне. Она не должна думать о нем! Во всяком случае, не сейчас!

– Вернулась, Дот? Все в порядке?

Дот молча кивает в ответ.

– И как там на ферме?

Дот бросает на соседку рассеянный взгляд и молча проходит мимо. У нее нет сил даже для того, чтобы притвориться вежливой.

Потом вскидывает кулак, подносит его ко рту и делает глубокий вдох. Куда податься? Есть ли на всем свете место, куда она может сейчас убежать? Куда угодно! «Думай, Дот! Думай!» Нет! Ответ неутешительный. Такого места нет. Она закрывает глаза, а через секунду-другую уже стоит на пороге родительского дома. Стучит в дверь, ждет…

Дверь в заднюю комнату распахивается настежь, заливая прихожую потоками света. Выбегает Ди. Она смотрит через стекло и начинает подпрыгивать на месте.

– Дот приехала! Дот приехала! Вернулась со своей фермы!

Мать выбегает следом, пытается утихомирить младшую:

– Успокойся, Ди! Не кричи так! Дай ей хоть зайти и отдышаться после долгой дороги…

Да, дорога действительно была долгой, мысленно соглашается с матерью Дот. В ад и обратно! Тысячи миль пути…

Мать открывает входную дверь. Какое-то время мать и дочь молча смотрят друг на друга. Лицо Джоан вдруг искажает страдальческая гримаса. Ей невыносимо тяжело глядеть на запавшие глаза своей своенравной старшей дочери. Перед ней стоит не молодая женщина, а какая-то древняя старуха. Мать протягивает руки, чтобы обнять ее, но Дот отстраняется. Тогда Джоан подхватывает ее чемодан.

– Проходи, дорогая моя!