Очарованный красотой - Патриция Пелликейн

Наконец Фелисити достала платье из гардероба и снова улыбнулась своей странной пустой улыбкой:

– Благодарю, ты очень любезен. А теперь, если не возражаешь, я хотела бы переодеться.

– «Ты очень любезен», – ядовито передразнил ее Джаред. – Ладно, давай посмотрим, насколько тебе понравится вот это. Твоя сестрица разделась нарочно, чтобы поскорее спровадить меня из своей комнаты и не дать мне времени обнаружить яд.

– Но для чего ты оправдываешься? Я же сказала, что это не имеет никакого значения.

– Нет, черт побери, имеет, и еще какое значение! Она пыталась меня соблазнять, надеясь, что если я поддамся на ее чары, то не стану выдавать ее преступлений. Можешь у Марси спросить, если мне не веришь. Он видел собственными глазами, как я вышвырнул ее однажды из своей комнаты. Я ни разу не позволил себе с ней ничего непристойного. Господи, да у меня мурашки бегут по коже при виде этой женщины!

– Джаред, это уж совсем недостойно с твоей стороны.

– Ну да, джентльмену не пристало так говорить, правда?

Фелисити молча пожала плечами.

– Ладно, не верь мне, если не хочешь. И вот еще что добавь в свой список тех вещей, которым ты не веришь: я люблю тебя. И не собираюсь возвращаться в Британию! Я остаюсь здесь на неопределенное время.

Фелисити категорически замотала головой:

– Но мы так не планировали.

– К черту все эти идиотские планы! Я люблю тебя. Слышишь? Люблю! Понимаешь ты это?

– Да.

– Ну и что ты теперь собираешься делать?

– Ничего.

– Ничего? Но ведь…

– Мы собирались пожениться, зачать ребенка, а потом ты должен был уехать. Очень сожалею, но с любовью тебе явно не повезло.

– А тебе повезло?

– Ты же знаешь, что я от нее вообще отказалась, – ответила Фелисити и тут же усомнилась в том, что говорит искренне. Ведь если она не влюблена в него, так почему же грудь готова взорваться от мучительной, невыносимой боли? Нет-нет, это просто сильное потрясение, и все. Нет тут никакого нежного чувства. Она не собирается ни в кого влюбляться.

– Черт возьми, Фелисити! Своей гордыней ты просто разрываешь мне сердце. Признайся наконец, что любишь меня!

– Прости, мне очень жаль. Действительно жаль.

Джаред глубоко и шумно вздохнул:

– Нет, тебе не жаль. Ты вообще не ведаешь, что такое жалость. Ты просто маленькая трусишка. Прячешься за глухую стенку, которую сама же вокруг себя воздвигла, и дрожишь от страха, как бы тебя кто не обидел. Ты просто боишься жить по-настоящему, боишься рисковать.

– Джаред, мне действительно пора переодеться, – она посмотрела на часы, стоявшие на туалетном столике, – а не то я опоздаю.

Он снова вздохнул и в отчаянии запустил пальцы в волосы.

– Ну ладно, – спокойный голос давался ему ценой больших усилий, – предположим, я действительно увлекся другой женщиной. Но ты ведь сама сказала, что тебе до этого нет никакого дела, я правильно говорю?

– Правильно.

– Поскольку, как ты утверждаешь, это временный брак. Верно?

– Да.

– Так для чего же мне лгать? Сама посуди, стал бы я отрицать очевидное, если бы не любил тебя?

– Вероятно, ты хотел, чтобы время, оставшееся до твоего отъезда, было как можно приятнее.

– То есть ты думаешь, что я буду настаивать на своих супружеских правах?

– С тебя станется, но спешу заверить, что это лишь напрасная трата сил.

– Ты же знаешь, что я согласился на брак только потому, что надеялся на изменение наших отношений…

– Так и случилось. Отношения с тех пор действительно изменились.

Не обратив внимания на то, что она его перебила, Джа-ред продолжал:

– Я полагал, что сумею добиться твоей любви. Только теперь мне кажется, что ты вообще не способна на глубокие чувства. Наверное, есть такая особая порода людей. У них просто отсутствует дар любви, Бог обделил их этим талантом, и ты – одна из многих несчастных.

– Правда? А разве ты не меня застал недавно в спальне джентльмена, причем этот джентльмен был почти раздет? – зло рассмеялась Фелисити, и от этого смеха у него кровь застыла в жилах. – Наверное, ты прав, Джаред. Я действительно не умею любить, впрочем, это и к лучшему.

– Лучше прожить всю жизнь в одиночестве? Сомневаюсь.

– Лучше прожить, не зная горьких разочарований.

Джаред, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты и громко захлопнул за собой дверь. Уже во второй раз за последнюю четверть часа он оставлял за своей спиной женщину, хватающую воздух ртом и корчащуюся на полу от невыносимой боли в груди.

Поглощенная своими страданиями Фелисити не слышала, как в коридоре раздались неровные шаги и стук трости. Единственными звуками в комнате были тиканье настольных часов да ее собственные сдавленные рыдания. Неожиданно дверь снова с грохотом распахнулась, и на пороге появилась Кэролайн. Она была так взволнованна, что даже забыла постучаться.

– Я вспомнила. Наконец-то вспомнила! – воскликнула она без предисловий, но, увидев подругу на полу, громко ахнула. – Что случилось? Дорогая, что с тобой?

Быстро промокнув глаза рукавом вынутого из шкафа платья, Фелисити с трудом встала на ноги, но только для того, чтобы добраться до постели. Тут она в изнеможении опустилась на перину.

– Зачем ты пришла?

– Объясни лучше, почему ты лежала на полу?

– Оступилась.

Кэролайн подошла ближе и, присев рядом, внимательно посмотрела в лицо подруги:

– Но ты плакала. Почему? Неужели поверила в эту комедию, которую разыграла Маргарет наверху?

Фелисити шмыгнула носом и еще раз вытерла глаза помятым нарядом, который по-прежнему держала в руках.

– Какая разница, поверила я или нет?

– Как это «какая разница»? Тебе что же, наплевать, что эта потаскушка пыталась соблазнить твоего мужа? Ты действительно этим не задета?

– Именно так, – ответила Фелисити, приподняв подбородок и распрямляя плечи.

– Знаешь, я думаю, ты должна мне рассказать наконец, что тут происходит.

Не без некоторого принуждения Фелисити все же выложила ей всю правду. О причинах их свадьбы, о взаимоотношениях между ней и Джаредом и об их последнем разговоре. Она сказала, что поскольку он в конечном счете все равно ее обманет, так пусть уж лучше сейчас. По крайней мере впредь между ними все будет ясно и определенно.

– Ты просто дурочка, – помолчав, решила Кэролайн. Фелисити бросила на нее угрюмый предупреждающий взгляд: