Цезарь в тесте - Иван Дубинин

— Он отрезал брату уши? — сморщилась Тоня.

— И что тут такого? — невозмутимо проронил Данька. — А если надо? Я б тебе тоже отрезал.

— А я б тебе отрезала язык, — не осталась в долгу девочка.

— Только без поножовщины, — попыталась их урезонить мать.

Сухожилин выждал пока утихнет внутрисемейный обмен любезностями и продолжил:

— Труп обнаружила домработница…

— И я!

— И ты, — согласился милиционер. — Как же без тебя? Евстолья без трупа… — он посмотрел на Влада, — ну-ка, помоги.

— Как артист без труппы! — тут же выдал наш стихотворец.

— Во-во! Наша артистка из «Пердимонокля» всегда на авансцене. С традиционной репликой: «Труп подано, садитесь…».

— Кстати, о Клавдии Егоровне, — поинтересовалась я. — За что ее посадили?

— Уже выпустили. Надо было разобраться.

— Ну, и что дальше предприняла эта женщина? — наконец подала голос и Шурочка, слушавшая, как завороженная, Костин рассказ.

— Ида, покончив с Труфановым, решает тут же убрать и Муру. Ведь та представляет для неё реальную угрозу. Желтухина задумала устроить автопроисшествие и наняла для этого автокиллера. С этим сейчас проблем нет. Многие газеты пестрят объявлениями, предлагающими различные услуги. К примеру, — «Выбью: а) стройматериалы; б) двери; в) зуб; г) пыль из ковра; д) дурь из головы». Или — «Устрою: а) ребёнка в престижный ВУЗ; б) скандал на фирме; в) автодорожную катастрофу».

На следующий день она позвонила в модельный центр и, представившись сотрудницей Труфановской фирмы, наговорила Муре всякой муры, в которую все почему-то всегда безоговорочно верят. Типа того, что Изжогин убил Труфанова, сейчас его приехали арестовывать, он сопротивлялся и в результате этого ранен. Милиция поехала за Мурой. И если та не виновата, то пусть или прячется, или приезжает срочно на фирму, так как Игорь Васильевич зовёт её.

Мура запаниковала и выскочила на улицу, где её уже поджидала железная смерть.

А дальше пошла цепная реакция убийств. Преступник, как правило, не может остановиться. И косит свои жертвы направо и налево. Следующей была Алина. К ней Желтухина имела корыстный интерес. Она не сомневалась, что «цезарь» находится у этой наркоманки. И решила теперь, когда со смертью Труфанова рухнули её надежды на владение богатой фирмой, заиметь дорогостоящую монетку. Она уже звонила глупой девчушке от имени якобы настоящего отца. А сейчас заманила её тем же способом в нежилой дом, приковала к батарее, оставив на ночь без еды, воды и наркотиков. А утром во время «ломки», выведала у пленницы сведения о «цезаре». Но у той монеты не оказалось. Она отдала ее на хранение своей приятельнице Полине Грибовой, которая погибла в метрополитене. Алина лишь знала, что та спрятала драгоценность в какую-то картину. Ида вводит ей смертельную дозу зелья и имитирует закономерный исход любого наркомана.

Теперь настаёт очередь нашего вездесущего сыщика. Желтухина идёт проторённым путём. Она звонит Евстолье домой, представляется Алининым папой и заманивает её в укромное местечко для передачи якобы важнейших улик. И Столопухина, очертя голову, несётся навстречу своей погибели.

— Я бы ни за что не поехала, — сказала Шурочка.

— Так я же её не пускал! — воскликнул Влад. — Но разве бульдозер руками остановишь?

— Костя, а как ты там оказался? — удивилась я.

— А нам Влад сообщил.

— Влад?! Зачем?

— Как зачем? Ты же у нас, как обезьяна с гранатой. За тобой глаз да глаз нужен. Вот мы и следили.

— Что-то я слежки не заметила.

— Так мы же не из «Пердимонокля», у нас фирма посолиднее.

Ладно, стерпела я издевательство, посмотрим, за кем будет последнее слово.

— Ну вот, пожалуй, и всё, — сказал Костя.

— Как всё? — оторопела я. — А Рисухин? Кто убил Александра Ивановича?

— А с художником — отдельная история. Вообще-то, в этом деле всё так удивительным образом перемешалось, сплелось. Да еще Столешница взбаламутила своей суетой.

Ох, уж эти мужчины! Ну не может Сухожилин прямо сказать, что неравнодушен ко мне, а всё старается как-то зацепить меня, поддеть. Словно те мальчишки в школе. Волнуют их девочки, мешают жить спокойно, а что с этим делать, ещё не знают. Вот и дёргают их за косички и лупят портфелем по голове.

— Александр Иванович был небедным человеком, — продолжил Сухожилин. — И художником признанным, на отсутствие заказов не жаловался. Но, бывая в доме Труфановых, видел, что те живут лучше, богаче. И становилось ему обидно. Вот он, талантливый, можно даже сказать, гениальный живописец, а не всё может себе позволить. А кто они, эти новые русские, взлетевшие вверх на гребне волны? Бизнесмены? В старое доброе время их называли другим, точным словом — «спекулянты». И жгло ему сердце от несправедливости и зависти. Хотя внешне этого он не выказывал, поддерживал дружеские отношения. Ко дню рождения Николая Степановича даже писал его портрет. А тут к нему в гости проездом заглянул товарищ по Академии Лёшка Жукондов. Рисухин, естественно, показал ему свои последние работы, в том числе и тот портрет.

— А это кто у тебя, уж не Труфанов ли? — удивился сокурсник.

И рассказал про свою утонувшую родственницу Любашу, а также про неблаговидное подозрительное поведение в той истории молодого ещё тогда Николая.

Труфанов никогда не рассказывал о том происшествии и, наверное, очень не хотел, чтобы о нём узнали здесь, в Москве. Рисухин быстро смекнул, что с этого можно поиметь неплохие денежки. Он выпросил у своего товарища и вскоре получил от него фотографию девушки. И нарисовал небольшой лирический этюдик. В светлую лунную ночь плывёт по реке лодка, а в ней двое. Он и она. Лица парня не видно, он сидит на вёслах спиной к зрителю. А Любаша вся на виду — настоящая русская красавица, с длинной русой косой. Но грустная и бледная от лунного света, как сама смерть.

Рисухин принёс картину на дом к Труфанову. Они прошли в его кабинет, и художник вручил хозяину своё произведение. Николай Степанович, взглянув на полотно, побледнел.

— Что это? — спросил он дрогнувшим голосом.

— Да вот хочу сделать серию сюжетных картинок для своей выставки. С комментариями. Уж больно типаж хорош. Трагический. И парня разверну лицом к публике.

— Сколько ты хочешь? — напрямую спросил бизнесмен.

— Двести тысяч долларов.

— Да ты, Рисухин, шантажист, оказывается! — выкрикнул Труфанов.

— А! Вот в чём дело! — закричала и я. — Шантажист! А Клавдии Егоровне послышалось — шахматист. Она вечно путала названия — то нудист, то нумизмат.

Все посмотрели на меня и молча переглянулись.

А Сухожилин продолжал:

— Труфанов был в шоке от такого коварства, но вынужденно согласился на отступные. Только попросил разрешить ему выплачивать сумму частями.