Любовь литовской княжны - Александр Прозоров

Впрочем, большинство бояр, отозвавшихся на призыв Звенигородского князя пощипать Орду, были столь же молоды. Лет двадцать – двадцать пять. Те, кто старше, опытнее, мудрее,ослушаться воли великого князя не рискнули.

Великого князя Василия Дмитриевича! Возрастом в те же самые двадцать четыре года…

– И правда, чего паримся, княже? – поинтересовались еще несколько воинов.

В качестве ответа Юрий Дмитриевич потянул правый повод, поворачивая вдоль реки, поставил копье подтоком на ступню, возле самого стремени, и поскакал вниз по Волге.

Сотни тяжелой конницы двинулись следом, заставляя толстый лед гудеть и похрустывать.

Так, в мерной походной скачке, прошел час, полтора. Небольшой изгиб реки – и внезапно все увидели впереди темную качающуюся массу.

– Геть! – юный князь торопливо опустил посеребренную маску с широкой золотой улыбкой и дал шпоры коню.

– Гей, гей! – вслед за ним стали разгоняться и остальные воины.

Татар было больше раз в пять. Но это были степняки на низкорослых кобылках, в ватных халатах, и меховых треухах – против одетых в железо воинов на породистых аргамаках.

– Гей, гей, гей!!! – разгоняясь в атаке, кованая рать опустила копья.

Татары дружно зашевелились, крутясь в седлах, серое облачное небо потемнело от взметнувшихся ввысь сотен стрел. Бояре поспешно вытянули вперед щиты, защищая острым и длинным краем «капельки» лошадиные головы. Самим воинам в прочной броне бояться легких наконечников было нечего.

Дробным стуком прошел смертоносный стальной дождь, оставив на многих щитах длинные деревянные палочки с оперением, с десяток скакунов все-таки сбилось с шага, несколько всадников полетело через их головы на лед. Но всей дружины подобная мелочь остановить не смогла.

– Ур-ра-а!!! – закричал Юрий Дмитриевич, во весь опор мчась во главе конницы, крепче сжал ратовище рогатины и сгруппировался перед сшибкой.

Своего татарина он не увидел – только круглый щит с красным крестом, с золотистым умбоном в центре и опушкой из лисьего меха по краям. Князь наметился в нижний край, чтобы вогнать копье врагу в живот – но от сильного удара, едва не вывихнувшего плечо, деревяшка разлетелась надвое, а степняк просто кувыркнулся из седла, забавно взмахнув руками. Юрий Дмитриевич перевел острие рогатины на ворога во втором ряду, однако его высокий аргамак налетел грудью на морду низкорослой степной лошадки, поднял ее на дыбы и опрокинул, перемахнул препятствие. Юный воин на миг потерял хватку, но тут же спохватился, крепко сжал оружие, нацелился на нового врага – но тот уже сам разворачивал коня, шарахаясь к берегу, прочь с пути тяжелого русского всадника.

Битва закончилась в считаные мгновения. Звенигородская дружина не победила – она просто раскидала вражескую армию, стоптав не больше трех десятков татар из примерно трехтысячной лавы. Степняки шустро прыснули в стороны, как цыплята при виде коршуна, собрались обратно чуть ниже по течению и теперь кричали обидные слова и грозили кулаками с безопасного удаления. Их колчаны опустели еще перед первой сшибкой – так что оскорбления остались их единственным оружием. Кидаться с легкой пикой и сабелькой на покрытых железными пластинами и кольчужным плетением воинов, сидящих на высоких скакунах, – таковых дураков среди степняков не нашлось.

– Как ты узнал, Юрий Дмитриевич?! – подняв личину, подъехал к юному воеводе князь Пронский. – Откуда ты проведал про сих татар?

– Не знаю, – пожал плечами Звенигородский правитель. – Как-то нутром почуял. Коли на глазок прикинуть, то ныне аккурат то время, чтобы к Казани подкрепление из ближних городов подошло. Вестимо, его мы и разогнали.

– Еще не разогнали, Юрий Дмитриевич, – кивнул в сторону степняков князь Пронский.

Татары крутились в отдалении, кричали, размахивали саблями и грозили пиками. Их было сильно больше, вполне могли бы дружинников и окружить… Однако берега Волги поросли густым кустарником и чуть дальше – густым ольховником пополам с березами, да вдобавок были высоко завалены снежными сугробами. Со льда – не свернуть, не обойти.

– Наши лошади резвее. И выносливее. – Юный воевода вскинул острие рогатины к небу, подтоком поставил на ступню у стремени. – Вперед!

Князь Звенигородский дал шпоры коню, переходя на широкую рысь.

Остальные князья и бояре последовали его примеру, на ходу перестраиваясь. Те, кто оставался с копьями,смещались в первые ряды. Потерявшие главное оружие в первой сшибке – отступали в задние.

Татары тут же примолкли, повернули лошадей и кинулись прочь.

Да только куда зимой всаднику с реки деться-то?!

Погоня продолжалась весь день. Аргамаки были резвее – но и всадники на них несли снаряжения на два пуда больше, нежели степняки, имеющие только лук, халат да пику. Посему погоня шла примерно на равных. Дружина мчалась в сотне саженей за рыхлым татарским воинством, постоянно теряющим своих людей. Не все беспородные лошадки выдерживали столь долгую скачку. Иные замедляли шаг и отставали, иные просто падали в густой кровавой пене – татары соскакивали с них, кидались к берегу, шустро забирались в заиндевевший кустарник. Их никто не трогал – бояре не хотели сбиваться с рыси и терять драгоценное для погони время.

Предместья Булгара показались впереди неожиданно – еще задолго до вечера. Слободы, высокие бревенчатые стены, боевые башни. На сей раз татары заметили врага вовремя – ударили в набат, собрали на стенах лучников. Впустили в крепость своих измученных воинов и закрыли ворота, подняли мосты.

Звенигородская дружина, уставшая не меньше врага, медленно растеклась по улочкам.

Слободы оказались пустыми – их обитатели заблаговременно спрятались в твердыне, забрав все, что было ценного, и уведя с собою скот. Однако по дворам осталось изрядно стогов сена, во многих местах имелись колодцы, кое-где по амбарам валялось понемногу зерна, а в погребах – репы и брюквы. Посему вымотанных донельзя скакунов воины благополучно и напоили, и накормили, и отдыхать поставили под навесами, спасая от ветра и возможного снега.

Ратное дело, оно такое: коли конь сыт и бодр, значит, все хорошо. А воин дня три-четыре и поголодать может, с него не убудет.

Два дня Юрий Дмитриевич со товарищи бессмысленно кружил вокруг Булгара, смотря через ров на высокие стены, – а затем к городу подошли двадцать сотен холопов под рукой дядьки Патрикея.

– Люди сказывают, княже, – найдя в одной из изб хозяина, поклонился пожилой холоп, – Казань разграбили хорошо. Четырнадцать тяжелых обозов в Нижний отправили, больше добро уже и складывать некуда. Обогатились все, за что тебе почет, и уважение, и молитвы благодарственные. Пора и честь знать. Домой надобно возвертаться, покуда Орда с силой не собралась и в ответ не ударила!

– Людям передай, Пафнутий, – ответил юный воевода, невозмутимо чистящий ножом репу, – глупо в таковую даль ради одной Казани переться. Раз уж пришли, разгуляться надобно от души.