Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор

Накануне величайшей катастрофы ничего не подозревающие жители Рима праздновали величайший триумф. Наконец-то ценой огромных усилий удалось победить одного из старейших врагов.

Город Вейи находился всего в двадцати милях от Рима. Человек с крепкими ногами мог пройти это расстояние за один день, а всадник одолевал его в считаные часы. Однако поколение за поколением горделивые Вейи сохраняли независимость и жили с Римом то в мире, то в состоянии войны, даже когда Рим покорил куда более отдаленные земли. При жизни последних поколений богатство и влияние Рима особенно возросли, и Вейи, в союзе с другими городами, стали оспаривать его господствующее положение на Соляном пути и его контроль над судоходством по Тибру.

Каждое лето, десять лет кряду, римские армии осаждали Вейи, однако с наступлением очередной зимы военные действия прекращались, и Вейи опять оставались непобежденными. Чтобы положить конец Вейям, был необходим воистину великий военачальник, и он наконец появился. Его звали Марк Фурий Камилл.

Никто из тех, кому посчастливилось стать свидетелем триумфального шествия Камилла, не мог забыть это зрелище до конца дней. Все сошлись на том, что это самый грандиозный триумф на памяти живущих. Количеством пленных, великолепием трофеев (Вейи славились своим богатством) и ликованием народа это событие превзошло все предыдущие торжества.

Однако при всей зрелищности триумфа самым незабываемым стал вид самого Камилла, ехавшего в колеснице, запряженной четверкой белых коней.

Стоявшая на высоком помосте, возведенном специально для религиозных сановников, весталка Пинария ахнула и, склонившись к стоявшей рядом жрице, прошептала:

– Фослия, видела ли ты когда-нибудь что-нибудь подобное?

– Пожалуй, нет. Никто ничего подобного не видел! Четверка белых коней!

Пинария покачал головой в изумлении:

– Точь-в-точь как квадрига Юпитера на вершине храма на Капитолии.

– Ни один военачальник не добивался подобного триумфа, – заявила Фослия.

Из шести жриц Весты семнадцатилетняя Пинария была самой юной. Фослия была всего на два года старше, но отличалась широкими познаниями и слыла чуть ли не всезнайкой. Особенно она была начитанна в области истории религиозных обрядов, а триумф, как всякий публичный акт в Риме, тоже считался священной церемонией.

– Ромул во время своих триумфов шел пешком. На квадригу первым взобрался Тарквиний-старший. До него ни один военачальник не осмелился подражать Юпитеру и запрягать свою колесницу четверкой белых коней.

– Ты думаешь, это неблагочестивый поступок? – спросила Пинария.

– Об этом не мне судить, – чопорно ответила Фослия.

– И все же зрелище выдающееся.

– Это правда, – улыбнулась Фослия.

– И триумфатор такой красивый, даже когда его лицо раскрашено красным!

Две юные жрицы переглянулись и рассмеялись. Вирго максима[1]не одобряла таких разговоров, но все весталки так или иначе позволяли себе их. Пинарии вообще казалось, что стоит им отвлечься от религиозных обязанностей, как разговор тут же заходит о мужчинах, и в первую очередь – о Камилле. В свои пятьдесят с небольшим он был более крепок, чем многие тридцатилетние, с великолепной гривой седых волос, широкой грудью и могучими руками.

– Как ты думаешь, он знает, насколько впечатляюще белые кони подчеркивают белизну его волос? – спросила Фослия.

– Уверена, человек, который покорил Вейи, не может предаваться суетному тщеславию, – сказала Пинария.

– Чепуха! Кто может быть более тщеславен, чем полководец, особенно в день своего триумфа? Но посмотри туда, позади него, – это ведь статуя Юноны Регины!

Из всех вывезенных из захваченного города трофеев самым ценным была огромная статуя божественной покровительницы города, царицы – матери богов Юноны, в честь которой был воздвигнут самый величественный в Вейях храм.

Из поколения в поколение Юнона Регина оберегала вейянцев. Накануне решающей битвы Камилл поклялся, что, если Вейи падут, он привезет Юнону Регину в Рим и построит для нее еще более величественный храм. Первую часть своего обещания он уже сдержал.

Люди, сорвавшие голос, восхваляя Камилла, при виде статуи заорали еще громче. Ее везли на массивной повозке, запряженной вейянскими пленниками. Среди них были закованные в цепи жрецы Юноны, с которых сняли одеяния.

Статуя была сделана из дерева, но работа лучших этрусских мастеров была столь искусна, что никаких стыков и соединений видно не было. Ярко раскрашенная, покрытая позолотой, Юнона Регина восседала на троне, держа скипетр в одной руке и чашу для возлияний в другой. У ног ее сидел павлин.

– Великолепно! – заявила Фослия. – Никакое другое изображение Юноны не может с ней соперничать. Даже статуя, сделанная великим Вулкой для храма Юпитера, не может с ней сравниться. Эта богиня в три раза выше любого смертного! Какой величественный у нее взгляд! И этот гигантский павлин с распростертыми крыльями… Ты видела когда-нибудь такое буйство красок?

Пока они смотрели, какой-то подзадоренный друзьями мальчишка выскочил из толпы, сорвал с одного из тащивших богиню жрецов набедренную повязку и, с гиканьем размахивая своим трофеем, вернулся к сорванцам. Жрец, мужчина средних лет, уже спотыкавшийся от усталости, покраснел и заплакал от стыда, не в состоянии прикрыться, потому что его руки были примотаны к веревке, за которую он тянул повозку.

Пинария ахнула, а Фослия подняла бровь, но ни та ни другая не отвели взгляда.

– Интересно, что думает об этом богиня? – пробормотала Пинария.

– А ты следи за ней. Она может заговорить в любой момент!

– Ты это серьезно?

– А почему бы и нет? Ты ведь знаешь эту историю. Когда Камилл послал солдат забрать статую из храма в Вейях, один из них смеха ради поклонился и спросил богиню, хочет ли она, чтобы ее отнесли в ее новый дом. Какое же потрясение испытали эти вояки, когда статуя кивнула, а потом громко заговорила! Они решили, что кто-то, спрятавшись внутри, разыгрывает их, поэтому спросили ее снова. И так же отчетливо, как я говорю тебе сейчас, она ответила: «Да, отвезите меня в Рим, немедленно!» Говорят, у нее был сердитый голос: Юнона Регина не любит повторять. Конечно, она хотела попасть сюда, да и как иначе: не лишись Вейи ее покровительства, они бы не пали. Камилл приказал построить на Авентине новый храм, специально, чтобы поместить в него статую: материалы предполагалось оплатить, продав захваченные в Вейях ценности, а в качестве рабочей силы использовать рабов, захваченных там же. Таким образом, бывшему жрецу краснеть было нечего: рабу не нужна одежда, чтобы копать канавы или носить кирпичи.