Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор

Выглядевший, словно собственный призрак, Виргиний двинулся к помосту. Рядом с ним остановилась пожилая женщина в простой тунике.

– Это еще что за старуха? – осведомился Аппий Клавдий.

Голос Виргиния был очень хриплым.

– Децемвир, это одна из моих рабынь, нянька, которая ухаживала за Виргинией с младенчества. Она по-прежнему живет в моем доме. Как видишь, она очень стара, но память у нее острая. Я позвал ее сюда, потому что… – Он заколебался, но собрался с духом и продолжил: – Я привел ее, потому что мне пришло в голову… вдруг и вправду существует вероятность… может быть, когда моя дочь была еще совсем маленькой, ее украли у меня и подменили рабыней. У моей новорожденной дочери тоже имелась отличительная метка. Если бы та женщина, которая ухаживала за ней, смогла осмотреть Виргинию, как ты сам осмотрел ее… – Он стиснул зубы. – Если ты позволишь это, децемвир, тогда, может быть, в конце концов я смог бы убедиться, что девушка, которую я считал своей дочерью, ею не является.

Аппий Клавдий покачал головой:

– Я не могу отдать эту девушку тебе для осмотра. Ты можешь скрыться с ней от суда.

– Я не прошу отдавать ее мне, децемвир. Прошу лишь о том, чтобы няньке и мне разрешили провести осмотр в приватном месте…

Децемвир погладил бородку и промолчал. Толпа забеспокоилась. Какой-то гражданин крикнул:

– В чем вопрос? Пусть он тоже осмотрит девушку!

Другие поддержали его.

– Да, пусть Виргиний осмотрит ее!

Наконец Аппий Клавдий кивнул:

– Хорошо. Ты и нянька можете войти в мои покои и осмотреть девушку. Но с вами пойдут два моих ликтора.

Виргиний и женщина направились ко входу в здание. Луций кинулся было за ними, но Виргиний покачал головой:

– Нет, Луций. Эта задача не для тебя.

– Но я должен увидеть ее!

– Нет! Виргиния моя дочь, но пока еще не твоя жена. Этот долг ложится на меня, и только на меня.

Виргиний и нянька зашли в здание. Приемная была пуста. Один из ликторов провел их по длинному коридору в комнату Аппия Клавдия и разрешил войти в комнату, но не позволил закрыть за собой дверь.

– Тогда отвернись! – потребовал Виргиний.

Ликтор набычился, но отвернулся.

Комната была маленькой, темной и настолько удаленной от заполненного толпой Форума, что снаружи сюда не проникало ни звука. Пока Виргиний и Луций целый день обращались с речами к гражданам, Аппий Клавдий закрылся здесь наедине с Виргинией.

Виргиний принюхался.

– Пахнет как в публичном доме, а? – глумливо пробормотал ликтор.

Виргиния, сидевшая на смятой постели с красным от слез лицом, вскочила, прижав руки к груди.

– Отец! Слава богам, наконец-то!

Виргиний отвернулся.

– Нянька, осмотри ее. Ликтор, отвернись!

Старая нянька шагнула вперед. При виде ее Виргиния как будто снова стала ребенком. Она стояла безучастно и не оказывала сопротивления, когда женщина подняла тунику и стала всматриваться в ее промежность. Голос Виргиния превратился в хриплый, едва слышный шепот.

– Что ты видишь?

– Господин, дитя больше не девственница.

Старуха задрожала и всхлипнула. Ликтор загоготал. Виргиния отошла назад от няньки и опустила свою тунику. Губы ее дрожали.

– Папа?! – промолвила она, посмотрела на пол, потом на отца, и голос ее задрожал от страха.

Виргиний стремительно двинулся к ней. Она резко раскинула руки в ожидании то ли объятий, то ли удара. Отец выхватил из-за пазухи кинжал и издал страшный, сдавленный, хриплый крик, полный горя и муки. То был последний звук, который услышала Виргиния в своей короткой жизни.

* * *

Вскоре после того, как Виргиний вошел в здание, он вышел наружу, неся дочь на руках.

Краснолицый ликтор выбежал вслед за ним.

– Децемвир, это случилось прежде, чем я успел вмешаться. Я и думать не мог, что…

Аппий Клавдий встал со своего кресла и сжал кулаки, но лицо его осталось невозмутимым.

Как теплый ветерок по пшеничному полю, по толпе, от первых рядов до последних, пробежал гул. Она пришла в движение, многие пытались протолкнуться вперед, чтобы увидеть все собственными глазами. Поначалу даже слышались радостные возгласы: кому-то показалось, что отец просто вызволил дочь из заточения. Но спустя миг бессильно упавшие руки, болтавшиеся на каждом шагу, распущенные волосы и красное пятно на груди открыли всем страшную правду.

Марк Клавдий преградил Виргинию путь и расставил руки, но при этом затравленно покосился через плечо на децемвира. Аппий Клавдий лишь поднял бровь.

– Что ты наделал, глупец? – закричал Марк Клавдий. – Эта девушка – моя собственность…

– Это твоих рук дело, – заявил Виргиний. – Твоих и децемвира. Ты не оставил мне выбора. Она была моей дочерью. Я сделал единственное, что мог сделать отец. Пусть боги судят меня! – Он повернулся к помосту и поднял на руках мертвое тело. – Пусть боги судят и тебя, Аппий Клавдий!

Лицо децемвира казалось сделанным из камня. Только в глазах его отразилось чувство, которое одни истолковали как страх, а другие – как насмешку.

Потрясенный народ расступился, пропустив вперед Луция. С лицом, искаженным горем, он опустился на колени перед телом Виргинии, схватил ее руку, прижал к губам, но тут же выронил, устрашившись ощущения мертвой плоти. Потом он собрал в ладони ее волосы, уткнулся в них лицом и зарыдал.

Видевший все с помоста и понявший, что добром это дело не кончится, Аппий Клавдий собрал ликторов вокруг себя. Весь Рим, казалось, напряженно затаил дыхание, а потом это напряжение разрядилось бунтом. Все схватки и стычки, происходившие раньше, были ничем по сравнению с той яростью, которая прокатилась по Форуму и выплеснулась на улицы. Насилие, совершенное над Виргинией, оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения. Через ее край выплеснулись гнев и обида, копившиеся давно и не имевшие отношения к этому конкретному злодеянию Аппия Клавдия.

Посреди воцарившегося хаоса люди действовали под влиянием самых безрассудных импульсов, давая волю самым темным порывам злобы и мстительности. Одни римляне гонялись за другими, убивали их, вламывались в их дома, громили и крушили все подряд.

Много крови было пролито в Риме в тот день, но это не была кровь Аппия Клавдия, хотя только его смерть могла бы удовлетворить разъяренную толпу, только вид его трупа рядом с телом Виргинии мог бы прекратить мятеж. Помост повалили, кресло, с которого он вершил суд, разбили в щепки. Разметав ликторов, народ ворвался в резиденцию децемвиров и перевернул там все вверх дном. Но виновник трагедии, словно еще раз посмеявшись над праведным людским гневом, исчез.

Почти забытый среди этого хаоса Виргиний опустил тело дочери на землю и, встав на колени, склонился над ней. К нему присоединился Луций. Отец и жених рыдали, и слезы их, орошая грудь несчастной девушки, смешивались с ее кровью.