Жажда. Тёмная вода - Ник Никсон

— Договоримся, — дружеским тоном сказал Костян. — Ну, чё ты паникуешь.

— Ну, вас к чертям, я вызываю Михалыча, пусть разбирается.

Витька обернулся на шум за спиной. Толик подсоединял скрученный из мелких кусков шланг к водовозке. Далее молча воткнул второй конец в колонку, ловко щелкнул по кнопкам, дернул рычаг.

— Эй! Не трогай, — крикнул Померанцев, вскакивая с асфальта.

Загудел движок, шланги надулись, в баке водовозки зажурчала вода. Померанцев потянулся, чтобы отключить подачу, но ему перегородил путь Костян.

— Тише, тише, все путем.

Увидев бегущие на экране цифры, Померанцев сдал назад.

— Как вообще с таким хламом работаете! — театрально возмутился Толик. — Она же еле живая, не удивительно, что ваш же наливщик справиться не смог.

Померанцев c обидой покосился на водителя, но отвечать не стал. Взглянув на Костяна и Витьку, сказал строго:

— Как закончите, оставьте все как было.

Наполнив баки, водовозки двинулись в путь.

— Спасибо за помощь, — произнес Витька после долгого молчания.

— Не за что, — ответил Толик.

В прошлом Толик работал учителем литературы. С виду и не скажешь, что человек с его внешностью вел поэтические вечера, на которых читал стихи собственного сочинения. После катастрофы он оказался в убежище, из которого бежал через год (подробностей не рассказал). В Гортрансе сначала стал механиком, потом водителем. Помог опыт из прошлого — в юности Толик жил в деревне и часто помогал отцу чинить трактора. Ни семьи, ни друзей в Гортрансе так и не нажил.

Вспомнилось, как еще недавно, будучи сталкером, Витька намеревался украсть картину из Третьяковки, чтобы купить гражданство Кремля. С тех пор дважды чуть не погиб, побывал в шкуре бомжа, раба на стройке, беглеца. А теперь он кто? Дружинник Гортранса. Путь в Мид ему заказан навсегда, так может, стоит смириться? Быть дружинником не так уж и плохо. Робсон Витьку уважает и ценит, Толик оказался хорошим человеком. Кормят в кашеварне даже лучше, чем в Миде, воды дают вполовину больше. Что еще нужно человеку для нормальной жизни? Семья. Именно для этого Витька и едет в Гарднер — помочь Эли, как и обещал, а потом забрать ее с собой. Они будут счастливы в новом доме!

В новой жизни!

Пора перевернуть страницу прошлого. Что бы ни думали о нем в Миде, ему не стыдно!

Не стыдно, мать вашу!

* * *

Когда Кобальту придавило ноги бетонной плитой, в голове мелькнула только одна мысль — все, конец.

Страха и сожаления не было. Если бы он не вызволил Локуса, то не узнал бы, что Юлька жива, выбралась и у нее все хорошо. С этим знанием умирать не стыдно.

Далее случилось невероятное. В воду упала еще одна бетонная плита, надавила на старую — приподнялся край. Кобальт высвободил ноги и всплыл. Над каменным бассейном зияла сквозная дыра, через которую виднелись звезды. Выбравшись, Кобальт с удивлением обнаружил Грудинина и Локуса. Живыми. Как выяснилось позднее, фокусник, проявив недюжинную храбрость, спас тонущего мальчика из воды за секунды до обрушения свода.

Возвращались в Мид они пешком, и это была самая длинная ночная прогулка в жизни Кобальта. Приходилось подолгу сидеть в укрытиях, избегая кремлевских патрулей, рыскающих в поиске беглецов. Добрались в Мид уже под утро, когда солнце выглянуло из — за горизонта. Ольга забрала Локуса, чтобы накормить и уложить спать — мальчик едва стоял на ногах от усталости.

Кобальт сразу отправился к Бате и все ему рассказал.

— Я такого решения не приму.

Зал собраний забился под завязку. Все взрослое население Мида внимательно слушало рассказ Кобальта о происшествии на Арбате, летающих тварях и предательстве Витьки.

— … Я решил рассказать всю правду, потому что последствия того, что я собираюсь сделать, коснутся каждого, — заканчивал он. — Никто не останется в стороне. Поэтому это не будет только моим решением или решением Бати. Это общее решение всех нас.

Минуту все молчали, переваривая услышанное. Затем начали шептаться.

— Если хотите высказаться, встаньте и сделайте это, — предложил Батя.

— Ты врал, будто не сталкеры убили дружинников! — выкрикнул женский голос из зала, обращаясь к Бате.

— Я же сказал: это сделала огромная летающая тварь, — объяснил Кобальт.

— Которую никто никогда не видел, — прозвучал скептичный комментарий Опера.

Батя поднялся со стула и произнес:

— Да, я все знал. И понимал, нам никто не поверит, опасался утечки, что в итоге и случилось. Поэтому мы и проиграли трибунал.

— Это потому что Витька предал нас.

— Он не мог! — воскликнул Котел. — Только не Витек. Не верю.

— Встречу, убью, — пригрозил Опер. — Своими руками придушу гада.

По залу прокатились возгласы поддержки.

— Он же твой племянник. Почему ты за ним не уследил?

Кобальт нашел глазами в толпе Ольгу. Та едва заметно кивнула, придав ему сил.

— Я не снимаю с себя вины, — ответил он. — Витька нас предал, но этим только приблизил неизбежные события. Грядет буря, которую нам не остановить… Но у нас есть шанс выжить. Я предлагаю решение…

Зал загудел, перебив его.

— Он убил дружинников, пусть и отвечает, как мужик, — сказали из гражданской части.

— Мы своих не сдаем! — парировали сталкеры.

— Дружинники придут и убьют нас. У меня дети!

— Выйди и сдайся, спаси нас.

— Нужно начать переговоры, все объяснить. Кремль нас не бросит.

Поднялся гвалт голосов — одни упрекали Кобальта и Батю, другие защищали, третьи пытались всех успокоить. Прервал вакханалию, раздавшийся снаружи, мощный паровозный гудок. Все замолчали, в испуге огляделись друг на друга.

Дозорные сообщили по рации, что напротив здания остановились две машины Гортранса.

«Требуют выдать Кобальта. Что нам делать?».

— Ждите, — сказал Батя. — Никого не пускать.

Повисла напряженная пауза. Все внимательно смотрели на Кобальта в ожидании его следующих действий.

— Кобальт один из нас. Пусть сунутся и попробуют забрать! — крикнул Котел, угрожающе взмахнув кулаком.

— Да! — подхватили сталкеры.

— Накормим ублюдков свинцом.

Встал Опер.

— Разъясняю, что будет, если мы не выполним решение трибунала.

— Лучше сядь и молчи! — крикнули ему.

Опер продолжил:

— Именно этого они и хотят, чтобы он не вышел, чтобы был повод войти и забрать его силой — разжечь войну и навсегда решать вопрос со сталкерами. Мы давно сидим им занозой в горле. Многие из сидящих здесь погибнут, только потому, что он испугался ответить за свои поступки.