Красный дракон. Китай между Америкой и Россией. От Мао Цзэдуна до Си Цзиньпина - Елена Поликарпова

Как и в случаях с большинством изобретений и новшеств, проникших в Китай из-за границы, правительство стремится контролировать и определять пользование Интернетом. Интернет в соответствии с официальным положением является инструментом развития, призванным побуждать экономический рост, предоставляя удобства для делового общения и инвестирования. Признав в 2000 году за Интернетом “важную роль в обеспечении мирового экономического роста”, преемник Дэна, Цзян Цзэминь, выражал надежду на “усиление администрирования здоровой информации” в сети, чтобы можно было, как всегда, надзирать за движением через Великую стену.

Не требовалось великой проницательности, чтобы в 1990-х годах предсказать – дела виртуальные не смогут быть полностью обрезаны и высушены, как того хотелось правительству, а Интернет станет во многих разных руках потенциальным средством разрушения ментальности Великой стены и даст – по китайским стандартам неограниченную – свободу голоса неофициальным источникам новостей, активистам демократии, гражданским и правовым организациям, религиозным культам, футбольным фанатам и помешавшимся на сексе горожанам. США, несомненно, с удовольствием отметили – все это в докладе Пентагона в 1995 году они предсказали: Интернет будет представлять “стратегическую угрозу для авторитарных режимов”. Бросая Пекину вызов, Билл Клинтон в 2000 году сказал журналистам: китайское правительство обнаружит – насилие в компьютерной сети организовать так же трудно, как “пытаться прибить к стене медузы”. По заявлению кандидата в президенты Джорджа У. Буша в 1999 году, уже тогда оседлавшего нынешнего фирменного конька, если Интернет укоренится в Китае, то “джинн свободы будет выпущен из бутылки”. В промежутке между 1990-ми годами, когда политическая свобода большинства региональных газет ограничивалась правом изменять очередность фотографий руководства, помещенных в национальной газете “Жэньминь жибао”, и 2005 годом, когда телевизионные мыльные оперы стали пока лишь на пару тактов более психологически сложными, чем произведения социалистического реализма, китайское виртуальное пространство предложило людям очень нужный медийный форум, позволив им тем самым чувствовать себя комфортно»438.

Однако с появлением в Китае Интернета правительство, понимая его опасный потенциал увода информации из-под контроля и либерализации выражения мыслей, поставило его под свой изощренный контроль. Выше было показано, что хотя китайская цивилизация носила относительно изолированный характер, однако ее культура испытывала, особенно в ранние времена влияния других культур (парфянской, римской, иранской, византийской, индийской, арабской и др.). «Конечно, это проникновение не навязывалось, как в других частях света, под давлением, вызванным соседством. Оно осуществлялось дозированными вливаниями, и заимствования никогда не было достаточно объемным, чтобы оказать серьезное влияние культур этих далеких стран на Китай»439. Иными словами, правящая китайская ученая элита целенаправленно дозировала культурные вливания других цивилизаций, минимизируя (оптимизируя) соответствующие им возмущения своей социокультурной системы. Используя колоссальный накопленный опыт, современная китайская ученая элита (многие ее представители имеют ученые степени докторов технических наук) контролирует функционирование Интернета на основе сочетания китайской традиции и высокоточные технологии.

Прежде всего, департаментом общественной безопасности Управления общественной безопасности была создана «Великая огненная стена Китая» – «Файерволл», которая состоит из массы серверов, стерегущих пять выходов китайского Интернета во внешний мир и которая запрограммирована блокировать сомнительные заграничные сайты – иностранных газет, организаций, выступающих за независимость Тибета или Тайваня, религиозных культов, «Плейбоя» и так далее – по списку, обновлявшемуся каждые две недели. Затем эту «Огненную стену» довооружили «почтовыми нюхачами» – «программным обеспечением, способным определять с официальной точки зрения проблемные слова и фразы на индивидуальных веб-страницах и в электронных сообщениях из списка, который включал такие вещи, как “Фалунь-гун”, “свобода”, “половой акт”, “секс” и “Цзян Цзэминь”. Достаточно, например, упоминания слова “секс”, и “почтовый нюхач” заморозит соответствующий терминал»440. Главная преграда подрывному использованию Интернета Америкой состоит в существовании закона о киберпространстве.

Вместе с тем следует отметить, что в китайской «Огненной стене» существуют дыры киберпространства: во-первых, не на все запрещенные веб-сайты можно установить блокировки благодаря их многочисленности; во-вторых, блоги используются для раскрытия закрытой системы управления страной для широкой публики, когда вскрываются злоупотребления полиции, официальные попытки замалчивания фактов, для критики действий чиновников.

«Но такое применение Интернета все еще является скорее исключением, чем правилом, и прямая цензура со стороны правительства не единственная тому причина. Открытые, официальные меры по контролю за китайским киберпространством составляют лишь половину картины. Вторая половина – самоцензура со стороны пользователей и администраторов. Китайский Интернет – и это совершенно логично – чересчур громоздок и аморфен, чтобы какое-либо правительство могло прямо контролировать его сверху. Понимая это, правительство в борьбе с бесконтрольной свободой слова использует столь же аморфную силу, кстати, помогающую ему удерживать власть: неуверенность. Маниакальная приверженность Мао к идеологической ортодоксальности породила карательную политическую культуру, при которой страх подсматривания со стороны таких же китайцев и ужас перед разоблачениями на массовых собраниях заставляли людей либо признаваться добровольно во все более незначительных или даже воображаемых преступлениях, либо заниматься жесткой самоцензурой. Они всегда поступали с крайней осторожностью, никогда не позволяли себе поведения, хоть отдаленно затрагивающего политически чувствительные или сомнительные вопросы… Правительство ясно проводит свою позицию, создавая культуру страха – проверяя сайты, накладывая аресты, закрывая интернет-кафе. Натянутые нервы администраторов и пользователей делают остальную работу»441.

В современном Китае, где доходность не менее значима, чем политическая ортодоксальность, большинство владельцев интернет-кафе не рискует, к тому же в интернет-кафе установлены программы наблюдения, отслеживающие индивидуальные привычки пользователей.

Поэтому многие пользователи Интернета предпочитают действовать в киберпространстве осторожно и занимаются проблемами личной жизни в своих блогах. «Кажется, с большой уверенностью можно предсказать: прекратится или нет активная служба самой новой стены Китая, а вместе с ней и режима, который она защищает, политическое и культурное мировоззрение, издавна выражавшееся китайским стеностроительством, в той или иной форме сохранится. Знакомые по сегодняшнему дню колебания политики – между наступлением и обороной, между открытостью и изоляционизмом, между жаждой иностранной экзотики и заблуждением о самодостаточности, – за которыми стоят тысячелетние споры о рубежных стенах, тоже сохранятся»442. Во всяком случае, несомненно одно – устойчивая любовь китайцев к стенам (воплощение имперского китаецентристского отношения к внешнему миру) показала способность выживать практически в любых геополитических условиях, в том числе и в условиях глобализирующегося мира и его новых виртуальных потоков информации.