Люблю тебя врагам назло - Татьяна Никандрова

Я знал, что Малыгина плохая актриса. И сейчас она доказывала это вновь. Что с ней происходит? И почему она не хочет говорить об этом мне?

— И что конкретно у тебя болит? — глядя ей прямо в глаза, уточнил я.

Бедняжка. Она не успела приготовить ложь заранее, и сейчас на ходу пыталась что-то выдумать.

— Живот, отравилась, наверное, — наконец сообразила Алиса.

Я решил не давить на нее, уж слишком грустной она была.

— Понятно. Я пройду?

— Да-да, конечно, — спохватилась она и повела меня на кухню.

Мы сидели за столом, пили чай, и между нами висела непонятная тишина.

— Как там в школе? Есть новости? — нарушила молчание Алиса.

— Нет, все как обычно, — ответил я. Почему-то в этой странной ситуации мне не хотелось говорить про свою победу на олимпиаде.

Опустошив чашку, я посмотрел на Алису, пытаясь ухватить ее взгляд, но она упорно отводила его в сторону. Я не понимал причин напряжения, возникшего между нами, и не знал, как себя вести.

— Алиса, я тебя чем-то обидел? Почему ты такая отстраненная?

— Что? — она испуганно посмотрела на меня. — Нет. Нет, конечно. Просто я… устала.

— Хочешь прилечь?

Алиса кивнула, и мы поднялись наверх, к ней в комнату. Она опустилась на кровать и жестом поманила меня к себе. Я устроился с ней рядом и принялся гладить ее порядком свалявшиеся, но от этого не менее прекрасные волосы.

— Яр, прости, что я сама не своя. Ты ни в чем не виноват. Честно, — вполголоса сказала она, устроившись у меня под крылышком.

— Объяснишь, в чем дело? — стараясь говорить ласково, спросил я.

— Да тут нечего объяснять, — сказала она и прижалась своими губами к моим.

Я мгновенно откликнулся на поцелуй. Он говорил мне о том, что это все еще моя Алиса. Моя осенняя девочка. Она была мягкой, теплой и невообразимо нежной. Касаться ее кожи, аккуратных ключиц и округлых бедер было так приятно, что сладкая боль моментально растеклась внизу живота.

Однако стоило моей руке скользнуть ей под штанишки, как она вздрогнула и испуганно обхватила мою кисть. Видимо, этот жест был неосознанным, потому что через секунду она одернула свою руку. Но этой секунды мне было достаточно, чтобы заподозрить что-то неладное.

Я продолжал осторожно ласкать ее, стараясь не пугать напором. Но Алиса крайне слабо отзывалась на мои прикосновения. Она казалась какой-то зажатой и напряженной. Никакой страсти, движения вялые и неестественные.

"Черт подери! Может, она и правда больна, а я пристаю к ней со своим сексом?" — подумал я. Отстранился и лег рядом, стараясь выровнять дыхание.

— Что такое? — раздался ее шепот.

— Думаю, тебе лучше не напрягаться, — отозвался я.

— Нет, что ты, мне уже гораздо лучше, давай продолжим, — прижимаясь к моей щеке, сказала она.

Я возобновил попытки разогреть ее, но ничего не выходило. Алиса старательно делала вид, что возбуждена, но это было не так. Она будто стала бояться меня и подрагивала каждый раз, когда я касался ее груди или внутренней стороны бедер. Я чувствовал себя каким-то маньяком, который против воли норовит затащить женщину в постель.

Я вновь отодвинулся от нее и взял за руку. Рукав пижамы приподнялся и на ее тонких запястьях я увидел темные пятна. Синяки. Странное тревожное чувство нарастало во мне.

— Алис, давай поговорим, — взмолился я. — Я же вижу, что с тобой что-то происходит. Ты стала какая-то другая… Чего ты боишься?

— Ничего, — она упрямо покачала головой, однако, помедлив, добавила. — Давай просто полежим в тишине в обнимку. Ты не против?

Я сгреб ее в охапку, и она положила голову мне на грудь. Мы лежали так минут десять, и я наконец решил сказать ей свою хорошую новость. Может, это поможет ей расслабиться? Услышав про мою победу в олимпиаде, Алиса и правда встрепенулась и даже взвизгнула от радости.

— Господи, Яр! Неужели это правда? — она восторженно хлопала ресницами. — Я так счастлива за тебя. Ты гений! Просто гений! Ты знаешь об этом? — она вновь опустилась в мои объятья и еще теснее прижалась ко мне.

Мне была приятна ее реакция. Алиса повторяла, что я заслужил это. Воображала, как я буду жить в Москве, как познакомлюсь с новыми интересными людьми, как буду счастлив.

— Почему ты говоришь только про меня? Ты же тоже собиралась поступать в Москву. Мы будем делать это вместе, — я поцеловал ее в макушку.

Алиса резко замолчала, и я почувствовал, что моя футболка под ее лицом немного увлажнилась. Она плакала.

Алиса

Когда Яр неожиданно пришел ко мне домой, я решила, что буду молчать о случившемся. Что ничего не расскажу. Я боялась причинить ему боль. Боялась увидеть разочарование в изумрудных глазах. Боялась, что после этого между нами что-то изменится.

Но Яр видел меня насквозь. Понимал, что со мной что-то случилось. Знал, что я вру, когда говорю про боль в животе и отравление. Не поверил ни на секунду.

И чем дольше я находилась с ним рядом, тем явственнее понимала, что не смогу. Просто не смогу утаить от него правды. Он все равно узнает. Рано или поздно, но узнает. За последнее время Калашников стал мне таким родным, что скрывать от него свою боль было невозможно.

— Алиса, девочка моя, я не могу смотреть, как ты плачешь, и не знать причины твоих слез. Это мучает меня. Прошу, доверься мне, — сказал он, поднося к лицу мою руку и целуя ее.

В его голосе было столько любви и преданности, что я сдалась и открыла ему свою страшную тайну. Рассказала, как есть. Но без подробностей, язык не повернулся. Повезло, что не нужно было смотреть ему в глаза, иначе признание далось бы в разы сложнее.

Когда он уловил суть, то вскочил на кровати и с выражением ужаса на лице уставился на меня. Его взгляд молил: "Скажи, скажи, что это все неправда!", но я лишь понурила голову и обняла себя руками за колени.

Какое-то время он сидел напротив меня неподвижно: руки сжаты в кулаки, костяшки побелели, в глазах потрясение.

— Это было позавчера? Позавчера ночью? — севшим голосом спросил он.

Я кивнула. Он уронил голову в ладони, потирая виски, и, как мне показалось, пытаясь успокоиться. Его колотила мелкая дрожь, и желваки на лице ходили туда-сюда. Он был зол, дъявольски зол. Но старался не срываться при мне.

— Прости, прости меня, — слезы вновь заструились по моим щекам.

Ярослав поднял на меня глаза так, будто только что вспомнил о моем присутствии. Он протянул руки и очень-очень нежно притянул меня к себе.

Вновь оказавшись в его объятьях, я почувствовала себя, словно "в домике". Знаете, как в детстве, если ты "в домике", то тебе ничего не страшно, никто не сможет причинить тебе вред.