Одиночество дипломата - Леонид Спивак

Союзников ждала отнюдь не «легкая прогулка» по Европе. Буллит написал брату: «Боши дерутся как тигры, и нам приходиться отбивать поле за полем — не думаю, что такая работа будет быстрой». Гитлер приказал оборонять Францию как территорию Германии. На западном фронте воевали полтора миллиона солдат вермахта. Фюрер верил, что «сбросив американцев в море», он помешает переизбранию Рузвельта, который «успешно завершит свою жизнь где-нибудь в тюрьме».

Скупой на похвалы Сталин в ответе на вопрос корреспондента «Правды» об открытии второго фронта сказал: «История войн не знает подобного предприятия по широте замысла, грандиозности масштабов и мастерству выполнения». В частном порядке вождь высказывался по-другому. Накануне высадки союзников во Франции Сталин принял Милована Джиласа, одного из руководителей югославской компартии. «Возможно, вы полагаете, что раз мы с англичанами союзники, то забыли, кто они на самом деле и кто такой Черчилль, — говорил Сталин Джиласу. — Черчилль — это субъект, который, если за ним не следить, сопрет копейку из вашего кармана. Да, копейку из вашего кармана! А Рузвельт? Рузвельт не таков. Он тянет руку лишь за монетами крупного достоинства…»

В октябре 1944 года бывший посол США в форме французского майора подошел к дверям американского дипломатического ведомства на Площади Согласия, чтобы открыть их вновь своей рукой. В письме Орвиллу Билл пошутил, что в Париже «получил столько поцелуев, что вряд ли уж когда-либо получу».

За месяц до этого журнал «Лайф» опубликовал военные заметки Буллита, побывавшего в освобожденном Риме перед самой высадкой во Франции. Статья называлась «Римский взгляд: Вечный город страшится войны между христианством и коммунизмом». Буллит достаточно убедительно показал политику Советского Союза по отношению к «освобождаемой» Восточной Европе. Самая сильная часть статьи относилась к трагедии Варшавы, где 1 августа поляки подняли восстание (московское радио призвало к восстанию, говоря, что Красная армия уже близко). Сталин же, увидев, что власть в городе достанется не коммунистам, а эмигрантскому правительству из Лондона, приказал своим войскам остановиться на подступах к Варшаве. Это дало возможность Гитлеру беспрепятственно расправиться с восставшими. В течение двух месяцев немцы сравнивали Варшаву с землей. Союзники пытались наладить снабжение поляков по воздуху, но Москва не дала разрешения на посадку на своих аэродромах. Американским и британским летчикам не хватало топлива, чтобы вернуться на базы. Летчики сбрасывали грузы над Варшавой и прыгали с парашютом.

Буллит написал, что Соединенные Штаты допустили трагическую ошибку, не добившись от Сталина письменных публичных обязательств «не использовать нашу помощь в его войне с целью создания тоталитарных европейских режимов». Публикация вызвала сильное раздражение не только в коридорах Белого дома. Газета «Правда»

25 сентября назвала статью Буллита «бредом сивой кобылы». Секретарь берлинского горкома и министр народного просвещения Йозеф Геббельс отметил, что буллитовская статья «оказалась подтверждением бесплодности американской войны и бессмысленности их победы».

В сентябре 1944 года Джордж Ф. Кеннан, открыто разделявший взгляды Буллита в отношении внешней политики Советского Союза, представил тридцатистраничный аналитический документ, который бесследно исчез в недрах госдепартамента. Кеннан отметил в мемуарах: «Когда я завершил работу, у меня сложилось впечатление, что я достиг технических и стилистических успехов в странном искусстве сочинительства для самого себя». Ирония Кеннана нашла свое кривое зеркало в одной из статей в послевоенной «Правде». Обратясь к наследию Салтыкова-Щедрина, партийный рупор сообщил следующее: «… гиена, приняв облик мистера Кэннона, отвратительно визжит и хохочет, приводя в ужас премудрых пескарей».

Всю осень и зиму 1944 года французские соединения под командованием де Латтра вели тяжелое наступление в Эльзасе. «Зима 1944 года выдалась на редкость суровой, — отметил в мемуарах де Голль. — Солдаты замерзали, дороги покрывались льдом или уходили под снег, движение транспорта замирало». Немцы по призыву фюрера вгрызлись в землю на подступах к Рейху. Особенно жестокие бои, среди непролазной грязи и снежных заносов, шли на горных перевалах Вогезов и в Бельфорском ущелье. Буллит написал брату, что приходится бодрствовать по двадцать часов в сутки, находясь как в штабе, так и на передовой. «Вот уже три недели у нас холод и слякоть и совсем нет питьевой воды, так что я чищу зубы Кортон-Шарлемань (элитное белое бургундское вино — Л. С.)… Пребываю в полном здравии». В эти дни он был награжден французским крестом «За боевые заслуги» (Cruix de Guerre).

Гитлеровский «Третий Рейх», невзирая на победное наступление советской армии на востоке и союзных войск на западе, все еще сохранял свою мощь. Фашистские дивизии практически повсеместно стояли за пределами Германии. Немцы держали под контролем часть Балкан и Скандинавии, их подводный флот наводил ужас на морях. Промышленность Германии ежемесячно производила тысячи модернизированных танков и орудий. Люфтваффе получило первые реактивные истребители, существенно преобладавшими в скорости над самолетами союзников. Баллистические ракеты «Фау-2» обрушились на Лондон, заставив Черчилля вновь ввести светомаскировку. Германские физики под руководством Вайцзеккера и Гейзенберга пытались опередить англосаксов в создании атомного оружия.

12 декабря 1944 года Гитлер поделился мечтой со своими генералами: «В истории никогда не существовало такой коалиции, как у наших врагов, коалиции, составленной из столь разнородных элементов, преследующих столь разные цели… С одной стороны ультракапиталистические государства, с другой — ультрамарксистские… Америка стремится стать наследницей Англии, Россия пытается захватить Балканы, Англия пытается сохранить свои владения на Средиземном море… В любой момент этот искусственно сколоченный альянс должен рухнуть».

Линия фронта 1-й французской армии растянулась на 200 километров, составив четвертую часть всего фронта союзников. После взятия французами Страсбурга Гитлер лично вмешался в ход событий, публично пообещав не позднее Нового года вернуть столицу Эльзаса в состав Рейха. Общее руководство военными и полицейскими операциями взял на себя глава СС Генрих Гиммлер. Фюрер перебросил под Страсбург свежие части из Норвегии, усиленные только что сошедшими с конвейера танками «пантера». «Гитлер, конечно, располагал еще силами продлить на несколько месяцев сопротивление великого народа и его великой армии, — писал де Голль. — Но приговор истории уже был подписан, и сражением за Эльзас Франция поставила под ним свою подпись».

Пока майор Буллит выполнял свою «счастливую работу» во французской армии, в Крыму вновь собралась «Большая тройка». После того, как военный оркестр в Ялте сыграл «Звездно-полосатый флаг», «Боже, храни короля» и новый советский гимн взамен «Интернационала», союзники вернулись к старым разногласиям. Многие, наблюдавшие Рузвельта в те дни понимали, что президент был уже тяжело больным человеком. Гарри Гопкинс, самый преданный советник президента, сомневался, доходило ли до шефа «более половины происходящего».

Американская делегация разместилась в Ливадийском дворце, бывшей летней резиденции последнего русского императора. Самому президенту отвели спальню убитого царевича. Во всех покоях спрятали чувствительные микрофоны НКВД. Заседания «Большой тройки» происходили в бальном зале дворца. В начале конференции Франклин Рузвельт высказал намерение управиться со всеми делами в пять или шесть дней. Язвительный Черчилль напомнил партнеру, что даже Всемогущему понадобилось семь дней, чтобы сотворить мир.