Жюстина, или Несчастья добродетели - Маркиз Де Сад

Эти ужасные слова заставили Жюстину вздрогнуть; тело ее вмигпокрылось холодным потом, и ее обезумевшее воображение представило ей смерть скосой на плече; ноги несчастной подкосились, и она едва не упала.

— Ах ты содомитка! — закричал на нее монах,присовокупив к этому ругательству сильный пинок в зад. — Вставай, тварь,здесь не помогут ни жалобы, ни слезы.

Наша героиня поняла, что слабость будет означать для неегибель, и, поднявшись, запричитала:

— Боже праведный! Зачем нужно, чтобы я всегда была жертвойсобственного простодушия, чтобы была наказана, как преступница, за благоежелание приблизиться к самому святому, что есть в религии?

Между тем они шли дальше и дошли до половины длинного узкогокоридора, когда монах задул свечку. Жюстине сделалось еще страшнее, Северинопочувствовал это и начал подгонять ее щипками и толчками.

— Шевелись, негодница! Или ты хочешь, чтобы я насадилтебя на свой посох и притащил на его конце?

Произнося эти слова, он дал ей почувствовать, насколькоосновательна его угроза. И вдруг Жюстина, шаря в темноте руками, наткнулась наизгородь, утыканную острыми железными шипами; она сильно уколола себе правуюруку и вскрикнула… Послышался глухой шум: открылся невидимый люк.

— Теперь берегись, — сказал монах, — держисьза поручень: мы идем по мостику, малейший неверный шаг — и ты полетишь впропасть, откуда тебя не достать никаким способом.

Немного дальше девушка нащупала ногой винтовую лестницу, аспустившись на тридцать ступеней, обнаружила другую лестницу, приставную, покоторой ее заставили подниматься. В какой-то момент во время подъема нос монахауткнулся в зад Жюстины, и злодей немедленно поцеловал и укусил то, чтооказалось перед ним. Наконец вверху появился еще один люк.

— Толкни его головой, — приказал настоятель.

Тотчас яркий свет ударил в глаза Жюстины, чьи-то рукиподняли ее, раздался взрыв смеха, и вот наша несчастная и ее два спутникаочутились в красивой, нарядно убранной зале, где за столом сидели пятеромонахов, десять девушек и пять мальчиков — все в самых небрежныходеждах, — которым прислуживали шесть совершенно обнаженных женщин. Этозрелище потрясло Жюстину, она хотела сбежать, но было уже поздно: люкзахлопнулся.

— Друзья мои, объявил Северино, — позвольте вампредставить удивительное существо. Это настоящая Лукреция, которая носит наплече, клеймо преступницы, а в сердце — всю наивность девственницы. А в целомэто превосходная девица. Посмотрите на эту фигурку, на эту белоснежную кожу,твердые груди, роскошные бедра, круглый зад, прекрасные волосы, восхитительныечерты лица и неземной огонь в глазах. Она не совсем свеженькая, но надеюсь, выпризнаете, что в нашем серале мало таких, кто сочетает в себе столькодостоинств.

— Вот чертовка, — проворчал Клемент, — я ведьвидел ее только в одежде и не заметил этого великолепия, однако же, клянусьВсевышним и всем его Содомом, я не мог представить, что она так красива.

Жюстину усадили в угол, даже не поинтересовавшись, не нужноли ей чего-нибудь, и ужин продолжался.

На этом мы должны принести извинения читателю за то, чтоприходится прервать ненадолго наше повествование с тем, чтобы описать новыхперсонажей, в чьей компании он окажется на последующих страницах. Ибо без этихвынужденных подробностей рассказ наш покажется ему не столь занимательным.

Портреты. — Детали. — Обстановка

С Северино вы уже знакомы и можете легко догадаться о еговкусах. Он объединял в своем лице всю, какую только можно представить страсть кзадней части тела, и такова была его извращенность в этом смысле, что онникогда не претендовал на другие удовольствия. Однако и в этом чувствоваласьнепоследовательность промысла природы, потому что наряду с необычной фантазией,заставлявшей его избирать обходные тропы, этот монстр обладал настолько мощнойэнергией, что самые протоптанные дороги показались бы ему чересчур узкими!

Что касается Клемента, мы уже вкратце обрисовали егопортрет: стоит присовокупить к нему такие внутренние качества, как жестокость,желчность, самое опасное коварство, необузданный характер, злобность, едкий,безбожный, извращенный ум, и читатель получит полную характеристику этогораспутника. Его вкусы характеризовали образ его мысли и имели своим источникомего сердце, а их символом была его свирепая физиономия. Изношенный Клемент немог уже совокупляться; когда-то он обожал задницы, теперь же имел возможностьоказать им внимание только такими средствами, которые были под стать егожестоким страстям. Щипать, бить, колоть, жечь, терзать, одним словом,подвергать женщину всевозможным мукам и заодно самому испытывать их — таковыбыли его любимые утехи, и эти удовольствия были настолько тяжкими длянесчастных предметов его похоти, что они редко выходили из его кельи незамученными до крайней степени. Все, без исключения, жертвы этого мрачногозаведения согласились бы на любые наказания, только бы избежать ужаснойнеобходимости удовлетворять гнусные желания этого злодея, который, будучиутомительно скрупулезен в деталях, часто доводил прислужниц и прислужников доизнеможения, что было похуже, чем физические страдания, и труднее всегоприходилось тому из них, кто был обязан его возбуждать всеми мыслимымиспособами, чтобы выжать из старого сатира две или три капли спермы, при этомследует заметить, что он исторгал их мучительно долго и делал это лишь изчувства мстительности за какой-нибудь выдуманный проступок, например, банальнуюкражу.

Сорокалетний Антонин, третий участник каждодневногосладострастного спектакля, был невысокий, худощавый, но очень жилистый, с такимже опасным характером, как у Северино, и почти таким же злобным, как уКлемента; он разделял привязанности своих собратьев, но у него были несколькоиные намерения. Если Клемент, верный своей жестокой мании, преследовалединственную цель — унижать и тиранизировать женщину, не имея сил забавляться сней по-другому, Антонин наслаждался ею простыми и естественными способами, абил и истязал ее для того, чтобы сильнее возбудить себя: короче говоря, одинбыл жесток в силу своего вкуса, второй — для разнообразия. К этой фантазии уАнтонина добавлялись и другие прихоти, соответствующие его характеру: онбезумно любил тереться лицом о женские прелести, заставлял женщин мочиться емув рот, а о прочих его маленьких гнусностях читатель узнает ниже.

Амбруазу было сорок два года; это был очень толстый,приземистый коротышка с еле различимым, поникшим, некогда детородным органом;отличавшийся чрезмерным распутством, он имел страсть только к юным мальчикам, ав девушках ценил то, что сближало их с противоположным полом. Его излюбленнаязабава заключалась в следующем: изодрав розгами в кровь задницу жертвы, онзаставлял ее испражняться себе в рот, затем пожирал мерзкий продукт, вставивчлен в зад, который его исторг перед этим; даже прекрасные Грации не смогли бысоблазнить Амбруаза без этого эпизода: вот уж правду говорят, что истинное сладострастиеживет лишь в воображении и питается чудовищными образами, которые порождает этакапризнейшая часть нашего разума.