Money. Неофициальная биография денег - Феликс Мартин

Великое денежное соглашение гарантировало банкам стопроцентный выигрыш, и денежная «партизанщина» приняла беспрецедентные в истории масштабы. Казалось, что в последние четыре десятилетия, как никогда прежде, монетарное общество разрывает политические оковы. Поэтому неудивительно, что главной темой повестки дня стали антипартизанские действия. Пожалуй, немного странным казалось лишь то, что мировой штаб сил быстрого реагирования расположился в провинциальном городе на северо-западе Швейцарии. Основным международным форумом для координации финансового регулирования стал Базельский комитет по банковскому надзору при Банке международных расчетов, основанный президентами центробанков ведущих стран мира. Поэтому, когда разразился кризис, формулированием нового ответа в сфере регулирования занялся именно Базель, вскоре разработавший важнейшее «конвенциональное оружие», призванное противостоять моральным рискам (то есть угрозе недобросовестности): правила, согласно которым банки обязаны держать в своем портфеле определенное количество наличных средств или сверхликвидных ценных бумаг, чтобы им не пришлось занимать средства у центрального банка. В список правил входили и другие требования, нацеленные на предохранение банков от «обвала» путем создания собственного буферного капитала.

Живописный швейцарский Базель – как ни странно, именно здесь находится штаб-квартира борцов с «денежными партизанами» (© Gargolla / Wikipedia.org)

Однако на протяжении ХХ века размеры защитного буферного капитала американских и британских банков снизились в пять раз; за последние пятьдесят лет доля наличных средств и сверхликвидных активов в их портфелях уменьшилась в той же пропорции. Базельский комитет подтвердил, что эти опробованные и проверенные временем меры вполне надежны и следует лишь увеличить «мощности». Поэтому в декабре 2010 года была принята новая директива, предписывающая банкам усилить портфельное инвестирование и увеличить размер ликвидных активов.

Требование увеличения собственного капитала и ликвидных активов можно рассматривать как налог на высокорисковую деятельность. Основной аргумент тех, кто его выдвинул, звучал так: достаточно сделать подобные операции более дорогостоящими для банков, а также обозначить и сузить границы, в которых они могут играть, и здоровое равновесие восстановится. При такой постановке вопроса проблема регулирования решается по модели, применимой практически в любой отрасли, генерирующей не только частные прибыли, но и социальные издержки. Химический завод, например, может обеспечивать прибыль своим акционерам и зарплаты сотрудникам, но при этом загрязнять окружающую среду. Если не заставить предприятие нести расходы, связанные с ликвидацией загрязнения, оно получит ничем не ограниченную свободу производить продукции больше, чем диктует экономическая целесообразность. Следовательно, его необходимо обложить налогом, за счет которого загрязнитель возместит обществу экономические издержки, связанные с грязным производством.

Однако далеко не все представители регулирующего истеблишмента на самом деле верят, что сложные проблемы, выявленные кризисом, поддаются решению подобного рода традиционными методами. «Загрязнение», спровоцированное банковским сектором, предупреждают они, не походит на загрязнение, вызванное химическим предприятием, по двум причинам. Во-первых, сам масштаб проблемы совершенно иной: потенциальные социальные издержки работы денежной системы в ее нынешнем виде слишком велики, чтобы их можно было самортизировать или предотвратить через систему налогообложения. Вероятно, подобный налог на банки мог бы отчасти компенсировать прямые финансовые затраты на поддержку ликвидности и кредита, но при этом поглотил бы бóльшую часть их прибыли. Однако полный счет за финансовую нестабильность, которая воцарилась после 2007 года, включает в себя издержки снижения ВВП, массовой безработицы и падения производства. А они исчисляются десятками триллионов долларов: фактически их размер настолько огромен, что никакое страхование и никакие компенсации не приносят эффекта. Иными словами, если бы мы вели войну обычными вооружениями, то для победы нам потребовалась бы настолько мощная атомная бомба, что она уничтожила бы всю Землю.

Вторая причина, по которой налогообложение, как считают его критики, не будет работать, состоит в том, что в силу сетевой природы банковской системы операции отдельных банков генерируют внезапные риски на уровне системы в целом. В отличие от случая с грязным химическим производством здесь потребуется дополнительный налог на операции, сопряженные с системными рисками. Однако система носит международный характер, а интернационального политического органа, обладающего соответствующими полномочиями, не существует. Если продолжить сравнение с ведением войны традиционными методами, то для победы нам нужна отлично снабжаемая и боеспособная армия Организации Объединенных Наций. Впрочем, основные возражения против продолжения традиционной базельской стратегии основываются «всего лишь» на результатах ее применения. Инновации конца 1990-х и 2000-х доказали, что финансовый сектор проявляет бесконечную изобретательность в разработке способов обойти подобное регулирование. Более того, послекризисный период продемонстрировал, что традиционные методы борьбы с неоправданными рисками порой дают обратный эффект: требование к банкам увеличить размеры капитала усилило ограничения по кредиту, снижая способность банков выдавать кредиты именно тогда, когда у компаний, столкнувшихся с падением спроса, возникает потребность в кредитных линиях. Джон Кей, один из наиболее авторитетных британских экспертов в вопросах регулирования, прямо заявил: «Вера в то, что более сложные версии базельских правил окажутся в будущем более эффективными, означает, что надежды доминируют над опытом». Продолжая применять обычный подход, мы рискуем получить в сфере регулирования Верден – при этом «бросая в бой» все большее количество ресурсов со все менее заметным результатом.

Поэтому регуляторы предприняли фундаментальную переоценку стратегии, признав, что корни проблемы связаны не непосредственно с банкирами, а со структурой учреждений, посредством которых они осуществляют свою деятельность. «Финансовая стабильность, – предупреждал в июне 2012 года ведущий специалист по вопросам банковского регулирования Совета управляющих Федеральной резервной системы Дэниел Тарулло, – по ряду важных причин является внутренней характеристикой финансовой системы или, по крайней мере, того типа финансовой системы, который сложился в последние десятилетия». Угроза недобросовестности (моральный риск) присуща этой системе как таковой. Поэтому пытаться ее «смягчить», меняя нормативы капитала или требования к ликвидности, – сизифов труд. Пока банки главным образом занимаются долгосрочным кредитованием, занимая средства на короткий срок и беря на себя таким образом кредитные риски, которые замалчиваются, валун морального риска будет вечно скатываться к подножию холма, даже если регуляторы думают, что им удалось решить проблему. Необходима фундаментальная реформа структуры банковской системы, а не кодекса поведения банков в рамках существующей. Война с финансовой нестабильностью требует не обычной тактики, а «антипартизанской» стратегии.