Черная ночь Назрани - Фридрих Незнанский

— Это его настоящее имя или кличка?

— Думаю, настоящее. Насчет клички… Там его один раз Кофтой назвали.

Турецкий вопросительно посмотрел на Леонида Максимовича. Тот отрицательно помотал головой: под такой кличкой в прокуратуре никто не проходил.

— Кто его так назвал? — спросил Докучаев. — Я имею в виду, тот человек был в маске?

— Без.

— Значит, чеченец. Я сегодня проверю, может, у них кто-нибудь проходил под такой кличкой.

Турецкий спросил:

— Исмагил присутствовал при убийстве Бритаева?

— Кажется, нет. Я точно не видел. Я хотел сбежать и отошел подальше.

Нагнув голову, Турецкий поверх очков выразительно посмотрел на Мустафу:

— Не дождавшись денег? Или вам авансом выдали?

Аштреков молчал.

Слегка успокоившись: часть работы все-таки сделана, Александр Борисович сел на стул.

— Ну, как говорят на собраниях, перейдем ко второму вопросу повестки дня. Где сейчас Тамара и Виктор?

— Это Исмагил может сказать.

— Он-то какое отношение имеет к ним? — спросил Докучаев.

— Я сказал ему, что за мной следят.

— Ну и?..

— Ну он с кем-то договорился, чтобы их… — Мустафа не сразу подобрал наиболее удачное, по его мнению, слово, — запрятали.

— Легко сказать! — воскликнул Александр Борисович. — Кого — их? Виктор вообще в Назрани впервые. Значит, нужно было показать, заманить. Кто, кроме вас, мог это сделать?

Мустафа сидел бледный от страха. Турецкий же уже действовал без особого азарта. Аштреков до того мелкая сошка, что и говорить нечего. В этом водовороте он случайный человек и ведет себя под стать. Будь у него хоть малейший опыт, разве он позволил бы так легко следователю загнать себя в ловушку.

Теперь, когда соперник уже почти на лопатках, «додавить» его проще простого.

— Получается, вы знаете, куда их привели, и можете показать это место, — сказал Докучаев.

— В общем, так, — подвел итоги Турецкий. — Сейчас мы проверим этого Маирбекова. Если он не подтвердит ваши слова, сами покажете, где находятся Тамара и Виктор. Это что — дом или яма какая-нибудь?

— Дом. Богатый. Коттедж называется. На улице Котовского. Там даже камин есть. Как за границей.

Докучаев усмехнулся:

— Хотите сказать, их держат в хороших условиях.

— В очень хороших. Не обидят. Никуда из Назрани не повезут.

— Вас послушать, так вы людей, на курорт отправили. Номер дома помните?

— Нет. Только наизусть знаю, куда идти.

— Сходим. До вечера постарайтесь не забыть.

— Пожалуйста. Где мне вас ждать?

— В СИЗО. И запомните, Аштреков: то, что вы сделали, — это попрание заветов пророка. Ждут вас за это ад и шайтан, как говорится в Коране, огонь и сокрушилище.

Сегодня утром, ожидая прибытия Цаголова, Александр Борисович успел прочитать брошюру про ислам.

Люди, хорошо знавшие Абукира Идрисовича Хустанбекова в бытность того первым секретарем горкома партии, общались с ним исключительно по делу, посторонних разговоров не вели, не соглашались на чай или кофе, которые тот непременно предлагал. Внешне он производил впечатление доброго дяди. Никогда не повышал голоса, делал вид, что любому симпатизирует, встречал вас как отца родного, стоило вам раскрыть рот — согласно кивал в ответ. На самом деле пластилин, из которого он вроде был сделан, являлся веществом Терминатора. Повертевшись энное, не очень длительное время под началом Хустанбекова, всякий мало-мальски соображающий человек замечал, что партийный бонза разговаривает с людьми с одной целью — навесить каждому к уже имеющимся дополнительную нагрузку. Причем навешивал так ловко, что люди были ему почти благодарны. Абукир Идрисович проводил коварную операцию под невидимым наркозом настолько идеально, что человеку, выполнившему порученную ему работу (чаще всего совершенно ненужную), казалось потом, будто он сам с остервенением боролся за право получить ее.

Когда Абукир Идрисович, подобно остальным партийным дармоедам, лишился щедрой кормушки, до краев наполненной деньгами и льготами, устоявшиеся замашки менять было поздно, поэтому они остались прежними. Сверкая кочующей с одного пиджака на другой золотой звездочкой Героя Социалистического Труда, он творил свои бесконечные «мягко стелет, да жестко спать», мобилизуя нужных ему людей на разнообразные подвиги.

Сегодня утром маленький подвиг совершил он сам — встал непривычно рано. Последний раз поднимался в такую рань, когда Брежнев вручал соседней республике орден Дружбы народов и Абукир Идрисович был включен в состав делегации, отправившейся на торжественную церемонию. Для молодого Хустанбекова это было таким великим счастьем, что он все будильники в доме поставил на пять утра — лишь бы не опоздать. Два раза, с интервалом в полчаса, тщательно побрился. Вот какая важная была поездка!

Сегодня его поднял с постели телефонный звонок из избирательного штаба с неожиданной вестью, обрадовавшей его не меньше, чем тогдашнее включение в делегацию, — арестован начальник УФСБ Круликовский.

Сообщить ему, что генерал-майор арестован, все равно что сказать: отныне вы будете мэром Назрани. Потому что в массовой борьбе Хустанбеков еще мог стушеваться, но если выпадет возможность сражаться один на один — это для него праздник, он считал себя мастером дуэлей. Обыграть одного Тавасиева. Господи, это же самая простая задача на белом свете. Если действовать с умом, не позволить конезаводчику мобилизоваться, нанести упреждающий удар, пока он благодушно удивляется исчезновению основного соперника, — и дело в шляпе.

Приехав на городскую квартиру, Хустанбеков сразу начал звонить главному врачу наркологического диспансера, но дома того не застал — жена сказала, что он уже уехал на работу. На работе ответили, что Осман Рашидович еще не приходил. Абукир Идрисович решил, что тот находится в пути, ему пешком идти от силы минут двадцать. Однако главврача и через полчаса не было. Хустанбеков не хотел просить сотрудников, чтобы те передали Резоеву о его звонке. Зачем посторонним знать об их контактах. Он звонил в диспансер через каждые пять минут и все больше распалялся — где же того негодяя черти носят! С этой демократией совсем забыли о трудовой дисциплине.

Когда наконец Абукир Идрисович застал пропащего, то вцепился в него мертвой хваткой:

— Здравствуй, Осман Рашидович! Здравствуй, дорогой мой человек! Рад тебя слышать. Я сейчас за тобой машинку пришлю. Заскочи к старику на минутку, имеется важный разговор. С позитивным оттенком, между прочим, — поспешил добавить он, чтобы врач не пытался отказаться от встречи.

Намек на позитивный оттенок действительно заинтриговал Резоева. К тому же после взволновавшего его визита в ФСБ захотелось поточнее узнать про судьбу той справки. Он ответил, что может заехать ненадолго, и просил потом отвезти обратно. В диспансере приходится ликвидировать следы позавчерашнего нападения, а то многие врачи до сих пор сидят без дела.