Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

Но он ждал, что за его монету этот клоун, который пару раз делился с ним новостями, хотя бы поделится каким-нибудь слухом. Он был тот ещё болтун.

Так и случилось.

— А дела в городе завариваются нехорошие. Видал, экуменистов прикрыли вслед за Свидетелями? Ну, это хорошо, что прикрыли. Давно надо было. Плохо, что поздно. Все они шпионы. Вера разума, блин. А ещё я тут вчера видел мальца. Какой-то мутный. Не иначе его оборвыши подослали. Щенок везде шнырял и на бумажку зарисовывал. Я позвал ваших, они его сцапали, но он успел её сожрать. Надеюсь, вытрясут из него душу. У Электрика не забалуешь.

— Чего записывал-то?

— Чего-чего! Ну ясно же. Для бригадиров ихних. Нашу линию обороны. Редуты, капониры, блиндажи, потерны, ДОТы, ДЗОТы.

Капитан любил блеснуть военными терминами, хоть морскими, хоть сухопутными.

— А у нас это разве есть?

— И плохо, что нет. Совсем мышей не ловите.

— Ну ладно, я пошёл. Удачи, отец.

Проблема была только в том, что радиоточка Сан Саныча находилась на вышке, которая стояла на территории Кауфмана. Идти туда специально, чтобы спросить, что это за песня, неохота, да и, скорее всего, ему бы не сказали, откуда появилась эта запись.

Да и хрен с ней. Меньше надо отвлекаться на воспоминания. Проще нужно жить. Вон, Михайлов без всякого такого обходится, а каким большим человеком стал.

И нечего тратить свои кровные на идиотское хобби — собирание «культуры».

«За каким чёртом я это делаю? Кому это нужно? Дед записывал Историю. А я — только идиотские басни и мутировавшие слова».

Он насобирал таких целый словарик, где были и «псаки» (собаки), и «большевик» (растение борщевик), и «беляши» (белые грибы). Некоторых слов не поняли бы в соседнем райцентре. В большинстве сёл большие жареные вареники с мясом зовутся чебуреки, как в словаре, но где-то на Волге они уже чебургены, а в одном глухом селе на Урале — даже чегевары. Во всём этом были свои закономерности, но чтобы понять их, понадобится ещё одна жизнь.

Жили и корявые слова с ложной народной этимологией типа «распиратор» и тот же «колебаторный прицел». Это было не удивительно, ведь в деревнях, да и среди бродяг (а таких непривязанных к одному месту полудиких людей появился целый слой) мало кто умел нормально писать и читать. Поэтому многое передавалось устно. И искажалось вкривь и вкось. А ещё в ходу у неграмотных были картинки. Он не раз видел на стенах в заброшках такие пиктограммы. Например, старатели оставляли: «Впереди опасность. Этот колодец отравлен. В городе волки. Я пошёл туда-то» и так далее.

А ещё Саша коллекционировал частушки, басни, песни. Новые, которые придумали после Войны. Может, чтобы передать кому-то более сведущему в вопросах фольклора? Но пока он такого не встретил.

Денисов посмотрел его записи, похлопал по плечу, сдержанно посмеялся и сказал: «Собирай дальше. Молодец. Ты как братья Гримм. Первый фольклорист и этнограф, лингвист эры П. А. Послеатомной».

Бродяга, мародёр, барыга, как в городе называли иногда не только тех, кто толкает «дурь», но и любых торговцев. Наёмник. Немного жулик. Неудавшийся мститель. Какой он, к чёрту, лингвист? Разве что… какая эпоха — такой и собиратель её сказаний.

Словно в насмешку над Сашиной биографией, попалась на пути доска объявлений на бывшей остановке автобуса, где теперь расположилась небольшая барахолка. Днём здесь не протолкнуться, но пока ещё народу было немного.

«Продаю хорошего человека!». Вот тебе и Свободный Город. Хотя, право торговать живым товаром или запродать себя — тоже своего рода свобода.

Ещё недавно невольников, говорят, наказывали на площадях, пороли, приковав к столбу. Но магнаты запретили это делать, потому что пролы ворчали и пару раз даже нападали на палачей, когда те были без сопровождения. Хоть и считали себя работники гораздо выше долговых холопов, но чем-то это зрелище им не нравилось. Может, потому что сами часто получали по хребтине. С тех пор пороли только в подвалах и в специальных комнатах в мануфактурах. Ну и в покоях владельцев тоже.

Там же, под навесом, висели объявления о приёме ставок на бои без правил и о том, что требуются каменщики, плотники и «девушки, умеющие всё». Девушкам обещалось больше, чем строителям. И почти столько же, сколько гладиаторам. Другое дело, что обещать — не значит заплатить. Вот так жилось в Свободном Городе Питере.

Бои без правил и работа строителя — это то, для чего у Саши уж точно таланта не было. Поэтому, если он, не дай бог лишится места в отряде, то скорее всего пополнит ряды чернорабочих. «Фрилансеров», как их издевательски называли. Хотя работали они не за компьютерами, в лучшем случае − с лопатой или киркой. А то и с черпаком — чистили выгребные ямы, например. Такая работа всегда нужна, вот только она отнимала здоровье. Как и труд тех, кто занимался дублением кож или засолкой рыбы в мастерских. Если ты не мастер, а подмастерье-«помогайка».

А вот продавали права на долгового закупа.

«Есть холоп. Сорок лет. Здоровый. Русский. Умеет плотничать, рыбу ловить. Непьющий. Он мне денег должен, будет должен вам». Но была приписка: «На интим не согласен. Дамам не беспокоиться!».

Это временно. Если не будет пить, отработает свой долг и станет опять свободным человеком.

Тут же было ещё несколько таких объявлений. Продавались и женщины. И речь шла не об услугах, а о полном бессрочном праве собственности. Конечно, за пределами города никто это право не смог бы обеспечить. Но кто их выпустит за ворота? Не для этого приобретают.

На плохого качества фотографиях мордашки двух из них показались ему миловидными. Это до какой жизни надо дойти, чтобы отдать себя во владение какому-нибудь старому извращуге? Хотя не все они могли пойти на это добровольно. Тут же был написан телефон перекупщика или «брокера», как тот себя величал. Возможно, женщины продавались и не за долги. Может, их во время рейдов гвардейцы захватили или сами деревенские сюда приволокли.

Довольно дёшево, кстати, продавались. Хорошая винтовка дороже. Хотя на того, кто купит, соседи будут смотреть косо. Самому даже в шутку не хотелось об этом думать. Или хотелось?.. Чтобы быть полновластным господином. Чтобы не перечила? Нет, нет, нет.

Вообще-то настоящее частное рабство, зафиксированное в документах, да на много лет, было в мире редкостью. В деревнях, где говорили по-русски, его вроде не было. Хотя и там могли поиспользовать, но не навсегда, а на сезон, задарма. Если хозяин плохой попадётся. А