Жажда любви - Элоиза Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джемма взялась за ладью, помедлила, наконец увидела выход и взяла его ладью.
Бомонт отчаянно сражался, но ее слон взял его королеву. Еще четыре хода – и все было кончено. Джемма выиграла.
Потом они разбирали игру, с последнего хода до первого.
– Когда ваша ладья взяла мою пешку… ничего не скажешь, блестящая игра, – пробормотал Вильерс.
– А если бы вы атаковали мою королеву?
– Нет, потому что конь берет слона…
Это занятие было почти интереснее самой игры. Почти, но не совсем.
Наконец он откинулся на спинку стула и улыбнулся ей:
– Иногда мне кажется, что шахматы лучше занятий любовью.
– Я всегда так считала, – ответила Джемма, к собственному испугу.
– Кому-то следует изменить ваше мнение по этому вопросу.
Она подалась вперед и перевернула его руку ладонью вверх.
– Возможно, это удастся вам, – выдохнула она, проводя пальцем по линиям на ладони. – То есть я была бы счастлива. Но вы – жених Роберты, а связь между друзьями прочнее, чем между любовниками, не находите?
– У меня мало друзей. Самым близким был ваш муж, и то много лет назад.
Она взглянула на него, но он уставился на ее пальцы.
– Я знаю, когда-то вы были близки.
– Как бывают мальчишки и мелкие животные. Без мыслей о будущем и различии характеров. Но все же во мне остались осколки благородства. Я не тот человек, который покажет жене Бомонта, что тело сильнее разума, а все шахматы на свете бледнеют по сравнению с постельными играми.
Он взял ее руку, поцеловал, и в его глазах застыла такая печаль, что она даже не обиделась, что ее отвергли.
Хотя раньше такого никогда не случалось.
– Почему вам не поговорить с ним? – вдруг спросила она. – Элайджа нуждается в друзьях. Кто-то должен уговорить его вести более размеренный образ жизни. Не отдаваться работе с такой страстью.
– Нас разделяют века, – грустно усмехнулся он. – Наши вкусы и характеры диаметрально противоположны. Не обижайтесь, но если быть до конца честным, я не слишком хотел бы стать другом теперешнего герцога Бомонта. Будь нам снова по четырнадцать лет, когда мы играли в шахматы на берегу реки… знаете, я тоскую по тем временам. Но все это в прошлом.
– А вот я не желала бы снова стать четырнадцатилетней.
– Жизнь была проще. Я не позволяю себе ни жалееть, ни думать о своих ошибках. Мой отец был прав, утверждая, что это пустая трата времени. Но теперь, приближаясь к сорока годам, я иногда терзаюсь сожалениями. И не так просто от них отделаться.
Возможно, он имел в виду Бенджамина. Она решала, стоит ли упоминать о его самоубийстве, но, должно быть, слишком долго мешкала, потому что Вильерс спросил:
– А вы сожалеете о чем-то, о, герцогиня?
Джемма невольно улыбнулась:
– К несчастью, о многом.
– А именно?
– О той немыслимой итальянской шляпке, которую я купила вчера на Бонд-стрит, когда ездила по магазинам вместе с Робертой.
– О, Роберта…
Он опустил ресницы, и теперь она не могла прочесть по глазам его мысли.
– Ваша невеста, – уточнила она.
– Очаровательная юная леди.
– Полагаю, – сухо сказала она, – что росу уже стряхнули с розы.
– Еще одна причина сожалеть, – вздохнул он. – Влюбленные девицы подобны ночным кошмарам: впусти в свои сны один, и они посыплются на голову, как листья осенью.
– Она станет вам идеальной женой.
– Я сделал это вам назло, – признался он и, подняв ее руку, поцеловал ладонь. И снова положил ее руку на стол, не глядя на Джемму. – Стыдно, но вы выиграли нашу первую партию.
Джемма укоризненно покачала головой:
– Вы сделали предложение назло мне?
– А вы считаете, что я слишком серьезно отношусь к этой игре?
Джемма невольно засмеялась. Вильерс вторил ей.
– Кто знает, что ждет впереди? – продолжал он. – Между помолвкой и церковью жениха и невесту ждет очень много подводных камней.
– Но ведь она любит вас.
– Да, что-то в этом роде, – согласился герцог.
– Конечно, должно свершиться чудо Господне, но думаю, она сделает для вас все на свете. И возможно, у вас будет настоящий брак, о котором я могу только мечтать.
– К несчастью, сам я даже представить себе не могу ничего подобного, – с некоторым презрением бросил он. – Но буду молиться о чуде Господнем. – Он шагнул к двери, но обернулся и тихо сказал: – У меня было много любовниц, Джемма.
Джемма подняла брови:
– Жаль, что я не вошла в их число.
– Я не это хотел сказать. У меня было множество любовниц, но почти нет друзей.
И он исчез, прежде чем она собралась с мыслями, чтобы ответить.
– Что с тобой стряслось? Куда ты девалась? – допытывался Деймон.
– О чем ты? – удивилась Роберта.
– Почему ты удираешь тайком, как горничная, и оставляешь меня одного в гостиной?
Роберта усмехнулась и пожала плечами:
– Хочешь сказать, что воображал, будто я останусь послушать, как ты храпишь? До той самой минуты, когда придет лакей, чтобы погасить огонь в камине? Я приняла ванну, как, по-видимому, и ты.
Она многозначительно посмотрела на его мокрые волосы.
– Но у меня не было возможности показать тебе все счастье настоящей плотской любви.
– О нет, все было прекрасно, – поспешно заверила она. – Я наслаждалась каждым мгновением. Честное слово. Я просто…
Он заглушил все ее слова, протесты и доводы разума, сбросив рубашку, а потом и панталоны. Все возражения замерли у нее на губах. Он молча уложил ее на спину и сам лег сверху. В самой глубине живота родилось нечто вроде голода, отчего Роберте стало не по себе.
Но тут Деймон стал целовать ее, и Роберта с тихим стоном приоткрыла губы. И ощутила вкус его голода, словно они передали этот голод друг другу. Непонятное чувство в желудке превращалось в беспокойство и нетерпение, заставившие ее вцепиться в его мощные предплечья и дрожащими пальцами обводить бугры мышц.
Странные ощущения встревожили ее, и Роберта, ловко извернувшись, вырвалась и отскочила от постели.
– Я предпочитаю не повторять того, что произошло в гостиной, – объявила она, обнаружив, к собственной досаде, что тяжело дышит.
Но Деймон, похоже, ее не слышал. Встав, он стал подкрадываться к ней, как хищник – к добыче.