Дознание в Риге - Николай Свечин

– Куда он денется, – сказал Цвейберг таким тоном, что стало ясно: деваться хозяину некуда. Ай да «коммерсант»…

– Август успел найти заведение?

– Перед самым арестом. Оно находится в Зябличьем переулке. Мой поверенный уже был там. Начат процесс оформления дарственной.

– Здесь понятно. Переходим к боевикам. Это вы заказали им убийство Титуса?

– Нет, что вы!

– Двадцать три тысячи – большая сумма. Язеп многих обманул в городе, но по мелочам. И все говорили одно и то же: за такое не убивают. У вас к нему самый серьезный счет.

– Мне важно вернуть деньги, а негодяя и без меня накажут. Уже наказали.

– Кто?

– Всевышний, чьими-то руками. Он всегда найдет, чьими.

– Но не вашими, – поддел сыщик.

– Я практически никогда не отнимаю у людей жизнь, – предельно серьезно ответил «иван». – Хотя в моей среде это считается признаком слабости. А быть слабым в Риге небезопасно.

– Хорошо. Но вы ведь знакомы с этими товарищами?

– Увы, да.

– Вас свел Язеп, для которого они вершили всякие кровавые дела. Так?

– Увы, да.

– Что вы им поручали от себя?

– Ничего, – ответил Цвейберг. – Честное слово, ничего! Они такие были непонятные, дикие. Сначала я не принял товарища Мартина всерьез. Он явился с апломбом, как равный к равному. И потребовал две вещи: денег на революцию и – не поверите – уменьшения германского влияния в крае. Я посмеялся, но денег дал.

– Дали? Сколько?

– Тысячу марок.

– Почему? – уточнил надворный советник. – Вряд ли вы испугались.

– Вообще-то они страшные, – помедлив, пояснил немец. – Эти два молодых волчонка только на вид смешные. А так уже давно настоящие волки. Денег я им дал после того, как они убили Говорухина.

– Надзирателя сыскного отделения? – опешил Лыков.

– Да. Он был мой человек в полиции. Вернее, один из моих людей… После ухода товарища Мартина, выдвинувшего столь странные требования, я послал Говорухина выследить эту компанию. И доложить, кто они такие. А товарищи его зарезали. Казнь полицейского – невозможная вещь в Риге! Такого здесь никогда не было. А этим хоть бы что. У меня сдали нервы, я решил откупиться.

– Во всей России это невозможная вещь. Была невозможной. Но времена меняются, и в худшую сторону.

В разговоре опять повисла пауза. Лыков подозвал официанта и заказал чаю. Когда тот ушел, он спросил:

– Почему же вы промолчали о них, когда я пришел к вам? По вашим словам, вы с боевиками ничем не связаны, даже опасались их… Вот и отдали бы негодяев мне.

– Я несколько раз встречался с товарищем Мартином. Любопытный тип… Ну и передавал ему деньги «на революцию». Хотя, кажется, он тратил их на рестораны. В общей сложности вожак получил от меня около пяти тысяч рублей.

– Ну и что?

– Я не хотел, чтобы власти узнали об этих… суммах. А при аресте и на следствии все бы раскрылось. Понимаете, я много лет выстраивал отношения со здешними важными людьми. С городским головой, предводителем дворянства, губернатором, полицмейстерами. Сложился миф о всесилии Цвейберга, о его неуязвимости. И вдруг выясняется, что он со страху откупался от двух мальчишек и бывшего студента.

– С трудом готов в это поверить, – сдержанно сказал надворный советник. – Учтите, если окажется, что боевики выполняли для вас кровавую работу, никакие связи не помогут вам проехать мимо Сахалина.

– Клянусь, Алексей Николаевич! Вы позволите так вас называть?

– Валяйте.

– Клянусь, я говорю вам правду.

– Тогда за что волчата решили вас убить? Кто же режет курицу, несущую золотые яйца?

– Я отказал товарищу Мартину в последней встрече, взял телохранителя и перестал впускать домой случайных людей. Словом, принял меры.

– За это не убивают.

– Нормальные люди – да, – парировал Цвейберг. – Но эти-то ненормальные!

– Расскажите мне про них все, что знаете.

– Мартин – настоящий людоед. Он называет себя социал-демократом, но, по-моему, ближе к анархистам. Все отнять и поделить поровну! Исключительно между теми, кто трудится руками. Те, кто зарабатывают головой, такие как я, – это паразиты. Их надо лишить собственности, если не жизни.

– А волчата?

– Смотрят ему в рот. Мартин хотя бы прочитал с десяток книг. А мальчишки у него в полном подчинении. Верят, как богу. И объясняют все сложности общества классовой борьбой. Такое вульгарное, глупое толкование упрощает им, конечно, жизнь. И своей тупой верой, святой простотой они и страшны. Скажет им Мартин, что имярек – враг народа, и они с легкостью зарежут его. Думаю, покушение на меня этим и вызвано.

– Чем этим?

– В глазах товарищей я, во-первых, буржуа – эксплуататор рабочего класса. Во-вторых, немец – захватчик латышской земли. Как тут не зарезать?

– Что же тогда они русских не убивают? Ведь и мы по этой логике захватчики.

– Погодите, они еще перекинутся на ваших губернаторов! – пригрозил Цвейберг. – А потом и до вас, сыщиков, доберутся.

– Ладно. Говорите, как мне найти ваших друзей.

– Достоверно я этого не знаю, но имею подсказку. Вам ее хватит.

– Давайте подсказку.

– Запомните дату: девятое апреля. В этот день Мартин пришел ко мне с волчатами. И Аксель, белобрысый, со смехом рассказал, как заработал два рубля.

– Ну-ка!

– Вы знаете, что в Риге существует правило? Сообщившему о пожаре выплачивается вознаграждение в размере двух рублей.

– Нет, впервые слышу. В России такого нет.

– А здесь есть. На пожарной станции ведется специальный журнал: туда вносят заявления обывателей о замеченном ими пожаре. И те расписываются в получении денег.

– И что, при этом показывают документ? – сообразил сыщик.

– Конечно. Все-таки речь идет о деньгах. Потом, бывают случаи ложных сообщений, с целью сорвать награду. Поэтому проверяют и сам сигнал, и личность заявителя.

– В какой части отметился Аксель, вы не знаете?

– Нет. Он очень веселился по этому поводу, поскольку сам же и поджег поленницу в каком-то дворе.

– Девятое апреля… Что ж, Теодор Оттонович, давайте заключим перемирие.

– Давайте! Еще раз приношу свои искренние извинения. Конечно, я должен был в первый раз все это вам сообщить. Галлер остался бы жив…

– Вы пока из дома не выходите. Есть у вас надежные люди? Или поставить наряд полиции?

– Лучше полицию, – ответил «иван». – Если вы возьмете боевиков, будут следствие и суд. Мне выгоднее тогда, извините, выглядеть их жертвой. А не укрывателем.