Стокгольм delete - Йенс Лапидус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Компьютер заработал.
Первое, что я увидел, – дисплей забит массой желтых каталогов с какими-то нелепыми названиями. Дальше – больше. XXX Dream, XXX Below13…
И опять тот же импульс – искать крючки. Я на всякий случай скопировал все.
Через час вернулся Педер.
– Матс, если ты закончил, машина ждет.
Он проводил меня к выходу. У крыльца уже стояла большая черная машина.
– Спасибо, что приехал. Всем очень понравилось твое сообщение. Полезное, деловое. Идеальная структура. Поздравляю.
Педер подмигнул и пожал мне руку.
Я приехал домой, включил ноутбук и ткнул в первый попавшийся каталог.
Фильм.
Какая-то слабоосвещенная комната с двуспальной кроватью. Четверо мужчин и одна голая женщина. Женщина… какая там женщина! Девочка, не старше тринадцати-четырнадцати, в этом я уверен. Она стоит на кровати раком, один из мужиков пристроился сзади, а второй сует член ей в рот. И она плачет! Я совершенно уверен – она плачет…
Еще один файл. Голые кафельные стены, яркий свет. На койке девочка, связанная каким-то, скорее всего, резиновым шнуром. Во рту у нее кляп, что-то вроде теннисного мяча. Между ног всунута бутылка. Она вся измазана чем-то коричневым, скорее всего, испражнениями. А над ней стоит мужик и мочится ей в лицо. Я открыл третий файл, четвертый… но у меня не хватало сил смотреть дольше, чем несколько секунд.
Ничего более отвратительного я в жизни не видел…
ЙС: Значит, вы не знаете, кому принадлежал второй компьютер?
М: Нет… но пароль тот же.
ЙС: Но если это не компьютер Педера, кому он мог принадлежать?
М: Понятия не имею.
ЙС: И что вы предприняли?
М: Ничего. И до сих пор раскаиваюсь.
ЙС: Почему? Это же не ваша вина. Вы не можете отвечать за чужие грехи.
М: Я смотрю на это по-иному. Я обязан был что-то предпринять. Вы сказали: «Отвечать за чужие грехи». Есть грехи, за которые отвечает каждый.
Когда Эмили была маленькой, они отмечали Иванов день в Руслагене. Там жила сестра матери. Маленькая община под названием Бергхага. Тетя с мужем сначала арендовали этот дом как летнюю дачу, потом выкупили и стали жить там круглый год.
Праздник проходил на лужайке у старой мельницы. Эмили с двоюродной сестрой Молли торчали там целыми днями. Покупали мороженое, смотрели на огромные, неподвижные, словно застывшие во вращении мельничные крылья с выпавшими планками и болтали про все на свете. Странно: они не встречались месяцами, но именно в эти дни, когда семья Эмили приезжала погостить на праздник, девочки могли болтать обо всем на свете часами. Эмили хватало этих разговоров на весь год. Неважно, что происходит в ее жизни: школа, учителя, приятели, мама, особенно папа… у нее всегда есть Молли.
Наряжать майский шест начинают в полдень. Собираются все – и дачники, и постоянные жители, тащат березовые ветки и плетут венки из цветов. Закончив работу, все расходятся по домам. Маринованная селедка со сметаной, мелко нарезанным зеленым лучком и молодой картошкой, хрустящие хлебцы с выдержанным сыром. Вестерботтенский пирог, салат с анчоусами, клубника со взбитыми сливками. И, конечно, стаканчик-другой водки – разумеется! В три часа все, сытые и разогретые, опять собираются у шеста – надо поднять и укрепить это десятиметровое бревно; занятие для мужчин. Эмили всегда очень боялась, что с отцом что-то случится. Или он сам по пьяной неловкости уронит шест на кого-то другого. Иванов день – его любимый праздник. Как же: в этот день, один из немногих дней в году, считается социально приемлемым выпить несколько стаканчиков крепкого, прилично захмелеть и при этом не заслужить осуждающие взгляды соседей.
Сколько лет ей тогда было? Двенадцать? Эмили, Молли, мама, тетя и все остальные водили хоровод вокруг шеста под руководством Улле Хёгстрёма. Улле, как всегда, в народном костюме – тетя Ингрид говорила, что он выступает массовиком-затейником больше тридцати лет.
Все прыгали друг за другом, изображая отсутствие соответствующих органов у лягушечек: то потрясут руками у головы, то у копчика. Если бы в это время к Земле подлетали инопланетяне, решившие поискать жизнь на других планетах, они тут же повернули бы назад: невозможно предположить, что эти странные существа способны создать разумную цивилизацию.
Отца нигде не было. Эмили ясно читала тревогу в глазах матери.
Еще поплясали, попели. Утомились, разошлись на группки, пошли разговоры, смех. Кто-то пошел к мостику через ручей, удивленно крикнул.
Туда потянулись люди.
Музыка замолкла.
Эмили до сих пор не может забыть мамин взгляд. Что это было? Отчаяние?
Мать сильно сжала ей руку. Они пошли к мосту – она, мама и Молли. Люди оглядывались и пропускали их. Все улыбались, но во взглядах было что-то, что Эмили тогда не могла прочитать. Сегодня ей кажется, что и тогда она знала, что это было.
Сострадание. Сострадание и презрение.
Отец сидел в ручье. На нем ничего не было, кроме прилипшей к телу рубахи. Колени содраны. Он не то пел, не то кричал какую-то странную песню про танцующих на лугу эльфов и водяного в венке из кувшинок, который сидит в ручье и играет на скрипке. Возможно, он сам представлял себя в виде сказочного водяного.
Эмили, наверное, никогда не забудет эту картину. Не в первый раз отец опозорился, не в первый раз им было стыдно за него, да и ничего страшного не произошло – бывало и похуже. Но почему-то именно этот случай врезался в память – наверное, навечно. Возможно, потому, что отец был фактически голый. Но, наверное, не поэтому. С ней была Молли. Молли… которая жила совсем в ином мире, и родители Эмили наверняка старались ее уберечь от более тесного знакомства с их стыдными семейными тайнами.
Они никогда больше не ездили праздновать Иванов день в Бергхагу.
А сегодня пила она. Вместе с Йосефин пошла на вечеринку к ее приятелю.
Пентхаус на Линнегатан, отремонтирован по высшему разряду.
– Он вывез старые деревянные двери из замка в Бордо! Самолетом! Отдал краснодеревщикам, те сделали такой обеденный стол – закачаешься. Столик для телевидения – спецдизайн, делали в «Свенскт Тенн». Орех и сусальное золото. Увидишь! Это что-то…
Двери на веранду настежь – чудесный, теплый вечер.
Интересно, насчет Йоссан… она в самом деле хочет секса с этим парнем? Одинокий, восходящая звезда в крупнейшем инвестиционном банке. Эмили даже работала с ним как-то – оформляли крупную транзакцию. Но его шарм на нее не действовал. Наоборот – раздражала привычка постоянно обнюхивать собственные руки. Но кто знает – может, именно поэтому Йоссан разглядела в нем родственную душу. Она тоже была помешана на лосьонах и кремах для рук.