Перо и крест - Андрей Петрович Богданов

когда положение правительницы было еще очень шатко и неопределенно. Слово содержало одну из лучших похвал царевне, которой искушенные панегиристы начали посвящать свои сочинения только спустя полгода, начиная с зимы 1683 года.

Медведев отмечал в Софье главное качество правителя - мудрость, непосредственно связанную с милостью и кротостью по отношению к подданным. Личные качества, доказывал автор, давали царевне преимущественное право на власть перед всеми земными правителями, она была богоизбрана для спасения Российского государства. Не советом множества царедворцев, которые как дома без окон, „мняще себя светом быти - тьма суть", но собственным „богодухновенным" разумом Софья должна была руководствоваться в государственной деятельности на общенародную пользу.

Морально поддерживая царевну в трудное для нее время, Медведев давал и практические советы, близкие ученице Симеона Полоцкого. Он предлагал быть щедрой - и Софья не жалела казны, чтобы „утишить" восстание без кровопролития. Он советовал поддержать патриарха Иоакима, неспособного дать отпор движению староверов и утратившего авторитет в народе, - и Софья взяла на себя защиту официальной церкви, несмотря на то что глава ее был одним из опаснейших политических противников регентства. Патриарх был спасен от уготованной ему расправы не потому, что Софья, не забывшая его участия в перевороте 27 апреля, или Медведев, уже столкнувшийся с Иоакимом как главным „мудроборцем" (борцом против просвещения), были наивными людьми. Просто они были способны смотреть дальше личного или сиюминутного интереса, исходить из более широкого понимания государственной выгоды: смута в церкви стала бы в то время крупной пробоиной в днище государственного корабля, носимого бурными волнами народного гнева.

К этому надо добавить, что Медведев был, как сказали бы сейчас, идеалистом. Его поведение для обывателей и дельцов было малопонятно: оно слишком часто не было обусловлено личной выгодой. Правильнее всего было бы назвать Сильвестра интеллигентом (в русском понимании этого слова), но в исторической литературе относительно русских людей XVII века так выражаться не принято. Какие „интеллигенты" могли быть в „темной, непросвещенной стране", где до ближайшего по времени „великого преобразователя" чуть ли трава не росла? К счастью, нас интересуют не термины, а реальные факты жизни ученого русского литератора.

Объявив Софью солнцем и светочем Российского царствия в тот момент, когда прочность ее власти была весьма сомнительной, придворный поэт, казалось бы, ухватил судьбу за хвост. Уж он-то мог бы занять выгодную позицию среди восхвалителей, взявшихся за перо с изрядным опозданием. Медведев же не только надолго замолчал, но и оставил деятельность придворного стихотворца (продолженную его свойственником Карио-ном Истоминым). Лишь в 1685 году Сильвестр вновь обратился к Софье с панегириком: стихотворным „Вручением Привилея" Московской академии10.

Развивая идеи похвальной рацеи 1682 года, Медведев славил государственную премудрость царевны Софьи, которая

Веру, надежду, любовь сохраняет,

Милость, правду, суд цело соблюдает,

Мудрость, мужество и мерность имеет…

Царевна, по его словам, сама „дом еси

Духа пресвятаго"; избранная господом среди людей за добродетели, она

Премудростию во вселенной славна,

В милосердии ко всем нам прехвальна,

Премудростию свыше предпочтенна…

Поспособствовав открытию Академии, явив в России „свет наук", Софья, как писал Медведев, уподобилась бы святой княгине Ольге, явившей Руси „свет веры". Но „Вручение" - не просто похвальные стихи царевне, которой господь дал дар правления царством и способность хранить его „от всяких бедств". Сильвестр-панегирист осмеливается ставить царевне условия расширения ее славы и даже многолетия: это распространение наук, продолжение того дела, которое начал, но не успел „укрепить" ее брат царь Федор. Софья должна потрудиться,

Дабы в России мудрости сияти,

Имя ти всюду в мире прославляти…

Тебе бо слично науки начати,

Яко премудрой оны совершати.

Да за то дело славу улучиши

Во всем мире, и в небе жить будеши.

Учитывая, что в этот момент „потрудиться" над созданием Академии Софья по политическим соображениям не была расположена, „Вручение" трудно счесть обычным панегириком. Еще сложнее приписать его автору корыстные цели. И впоследствии, в самое тяжелое время споров с патриархом, Сильвестр Медведев не старался заслужить расположение правительницы подобострастными похвалами.

Инициатива создания еще одного, последнего в биографии Сильвестра панегирика исходила не от него. Зимой 1689 года Федор Шакловитый принес ученому литератору большую политическую гравюру-плакат, изготовленную по заказу временщика. Фаворит Софьи хотел услышать авторитетное мнение о сложной символике гравюры: достаточно ли прославлена на ней царевна Софья. Медведев оценил плакат положительно и растолковал Шакловитому отдельные символические тонкости. После этого, задумав издать в марте того же года коронационный портрет царевны в царском облачении на фоне государственного герба, Федор Леонтьевич сразу обратился к Сильвестру. Тот охотно согласился поработать над композицией и отразить в подписи свое понимание политических заслуг царевны.

Софья Алексеевна была изображена на гравюре со скипетром и державой в руках, по типу хорошо известных в то время царских портретов в „Чине коронования" и титулярниках. На рамке вокруг портрета был выведен краткий титул „самодержицы". Под портретом печатался полный царский титул и стихи о добродетелях, которыми царевна „царство аки седми столпы укрепила". Медведев хвалил Софью за мудрое правление, победу над Московским восстанием и спасение церкви во время раскольничьего „бунта", за защиту границ царства и увеличение славы России, ставил русскую правительницу в один ряд с выдающимися государынями всемирной истории: Семирамидой, византийской царевной Пульхерией, английской королевой Елизаветой I. Гравированный портрет Софьи был уже не частным делом, это был политический акт против „петровцев". Но и участие в такого рода акте официально не представляло криминала. За восхваление члена царской фамилии в 80-х годах еще не судили. Напротив, опасно было распускать язык, например, об отношениях царевны с канцлером: и в правление Нарышкиных, и позже таких болтунов хватали и наказывали по соответствующей статье Уложения 1649 года (оскорбление государевой чести). Только после стрелецкого восстания 1698 года и пострижения царевны Софьи в монахини под именем Сусанна Петр и его подручные дали волю своей ненависти к царевне и высказываться о ней положительно стало опасно [11].

Но шел еще 1689 год, Медведев честно выполнял заказ на гравюру, славящую правительницу. 28 мая он завершил еще одну заказную работу: Акафист (кондаки и икосы) преподобному Сергию Радонежскому, святому, символизировавшему единство и служение Московскому государству. Сочинение было написано „повелением богомудрыя и благоверныя великия государыни царевны и великия княжны Софии Алексеевны, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержицы" [12]. Этот заказ был поручен Медведеву царевной не случайно, но он еще менее, чем названные выше сочинения Сильвестра, мог служить хотя бы формальным поводом для зачисления писателя в число „заговорщиков". Мы видим