Перо и крест - Андрей Петрович Богданов

закономерным следствием положения при дворе. Уже в 1688 году сторонники Петра усилились настолько, что придворные панегиристы, обычно щедрые на восхваление правителей, не решались посвящать свои труды Софье. Но правительство регентства столь цепко держало власть, что не только в этом, но и в начале следующего, 1689 года, когда Наталия Кирилловна демонстративно женила Петра, доказывая его совершеннолетие, „петровцам" не удалось захватить сколько-нибудь крупные куски государственного пирога. Им оставалось надеяться на физическое устранение противников. Отношения при дворе обострились до предела, обе стороны усиленно береглись покушений. Эта атмосфера всеобщего страха и была положена хитроумным Борисом Голицыным в основу плана переворота.

Для него был избран момент, когда Шакловитый серьезно заболел, так что только по личному приказу Софьи „насилу выбрел" во дворец, чтобы дать царевне для пешего хождения в Донской монастырь охрану в сотню вооруженных стрельцов (царевна имела основания просить об охране, так как недавно неподалеку от нее был зарезан конюх). Час спустя из „объявившегося" во дворце подметного письма Шакловитый узнал, что „потешные" петровские солдаты этой ночью, 7 августа, хотят идти из Преображенского в Москву, чтобы убить царя Ивана, царевну Софью и ее единоутробных сестер. Софья через Шакловитого отдала приказ ввести в Кремль 300 стрельцов и „для того опасения" запирать кремлевские ворота на ночь. В сторону Преображенского по дорогам высланы были конные разведчики.

Подобные действия были предусмотрены „петровцами", которые постарались усилить „всполох": их агенты среди стрельцов стучали среди ночи в окна и, давая своим товарищам по рублю денег, призывали всех с оружием в Кремль. Шакловитый был захвачен врасплох и не понимал причину шума в Кремле в ночь на 8 августа; потребовалось время, чтобы успокоить стрельцов и распустить их по домам. Тем временем несколько подкупленных родственниками Петра стрельцов явились в Преображенское с вестью, что в Кремле собираются полки, хотят убить молодого царя [7]. Расчет был безошибочен. Бросив беременную жену и мать, не успев даже одеться, Петр сломя голову поскакал в Троице-Сергиев монастырь.

Признаки „бунта" были налицо. Объявительные грамоты из Сергиева, куда вскоре собрались главные „петровцы", призвали дворянство, иностранных офицеров и верные войска спасать государя. События 1682 года и колоссальные земельные пожалования дворянству за участие в троицком ополчении (выданные правительством регентства) были весьма свежи в памяти. Чиновники двора и патриарх Иоаким устремились в Троицу. Образовалось два правительства, одно из которых неизбежно должно было пасть. Оружием для уничтожения, правительства регентства и стало розыскное дело о „заговоре" Шакловитого, спешно изготавливавшееся заплечных дел мастерами в Троице.

Трагедия Хованских повторялась почти буквально, только на этот раз жертвами ее стали прежние палачи. Организовавший захват и казнь Хованских Федор Шакловитый был арестован в Кремле. 7 сентября 1689 года его допрашивали и пытали в Троице. Свергнутый временщик отрицал все произведенные на него наветы на допросе, но почти во всем „признался" с пытки. Впрочем, его слова имели весьма малое значение для новых палачей, не стремившихся в чем-либо разбираться. Помимо „расспросных речей", в деле Шакловитого прибавились лишь три его „скаски", данные 8-го числа и перед смертью - 12 сентября. Голова Шакловитого слетела с плеч всего за пять дней до очередной годовщины его расправы над Хованскими. Еще раньше, 9 сентября, без всякого намека на следствие и суд был лишен чинов и званий, ограблен и сослан в Каргополь царственные большие печати и государственных великих и посольских дел оберегатель, ближний боярин, дворовый воевода и наместник новгородский князь Василий Васильевич Голицын. Та же участь постигла его сына - боярина князя Алексея. Жены князей поехали вместе с сосланными.

Устранение Василия Голицына было одной из блестящих операций придворной борьбы. Выдающийся государственный деятель и реформатор, острым умом и глубокими знаниями которого не уставали восхищаться иностранные дипломаты, со времени свержения А. С. Матвеева в 1676 году играл при дворе важную роль, несмотря на смену временщиков. Как главнокомандующий, имевший в своем распоряжении верные воинские части, он был весьма опасен для организаторов нового „петровского" переворота. Обмануть его было сложно, но, как выяснилось, можно. Для этого была использована трещина, образовавшаяся в правительстве регентства. Основные переговоры шли, разумеется, тайно, но их направленность не ускользнула от придворных панегиристов. В то время, когда Шакловитый пропагандировал власть Софьи и свою собственную, похвалы канцлеру Голицыну стали все активнее раздаваться из „петровского" лагеря. Мало того, что Карион Истомин, например, прославлял Василия Васильевича наряду с царицей Наталией Кирилловной и Борисом Голицыным - панегирики канцлеру и генералиссимусу утверждали непреходящее значение его деяний независимо от перемен во дворце [8]. Нельзя утверждать, что „петровцы" вполне склонили члена правительства регентства на свою сторону, но они вызвали у Голицына колебания, заставили его медлить в тот момент, когда придворная борьба требовала самых активных действий. Как некогда Хованский, Голицын с сыном выехал ко двору в Троице-Сергиев монастырь, „не ведая… государского гневу". Как и Хованским, Василию и Алексею Голицыным был немедленно объявлен приговор.

„Переиграл" многоопытного канцлера его родственник Борис Голицын, служивший при юном Петре с 1676 года и имевший неограниченное влияние на государя (к зависти и неудовольствию Нарышкиных). Похоже, однако, что и он оказался обманут. В планы Голицына не входило полное унижение и разорение представителей собственного рода. Видимо, в соответствии с предварительной договоренностью, князья Василий и Алексей уже 14 сентября подали просьбу о помиловании, возвращении в Москву и отмене конфискации их имущества. Поддержка этой просьбы Борисом Голицыным перед определенным образом настроенным своими родственниками Петром была именно тем поступком, какого от него ждали Нарышкины. Князь Борис не только не добился своего, но вызвал такой гнев и недоверие Петра, что получил приказ сдать дела в розыскной комиссии! Лишь с большим трудом, бросив родичей на произвол судьбы, он сумел потом восстановить свое положение.

В кратчайший срок правительство регентства было разгромлено, власть поделена новыми временщиками, безвольный царь Иван из марионетки своей отправленной в Новодевичий монастырь сестры Софьи стал марионеткой Нарышкиных. Однако кнутобойцы в троицких застенках продолжали действовать, закрепляя реальную победу нового правительства известиями о страшном и разветвленном „заговоре" против светских и духовных властей.

Заговорщик

На первый взгляд Сильвестр Медведев вполне подходил на роль второго (после Шакловитого) заговорщика. Имя этого яркого, своеобразного человека было хорошо известно в светских и церковных кругах, среди народа. Более того, Сильвестр был последовательным сторонником правительства регентства, не скрывавшим и не менявшим своих убеждений. Сравнительно недавно удалось обнаружить похвальную рацею (орацию, слово) царевне Софье, написанную Медведевым летом 1682 года, в самый разгар народного восстания в Москве,