Давай никому не скажем - Агата Лель

— Стало быть вы и есть тот самый злостный судья, которого всё так боятся и с которым никто не хочет связываться?

— Ну почему же боятся и не хотят? Наверное, ты хотел сказать уважают и опасаются? — поправила Лариса Рудольфовна.

— Да нет, я сказал то, что сказал.

— Ян! — вмешалась мать, испепеляя меня одним из своих «страшных» взглядов. Тут же натянула улыбку, взяла судью по руку, и повела показывать дом.

Если они думали, что я, как все, буду приседать в реверансе перед каждым толстосумом, то им придётся жестоко обломаться. Вообще, праздник ещё толком не начался, но уже был поперёк горла.

Оставив компанию плясать друг перед другом на задних лапках, пошёл на второй этаж в свою комнату. Минаева, стуча каблуками, заторопилась следом.

— Твой отец мою маму на свой день рождения позвал, ну и я с ней. Надеюсь, ты не против?

— Не против, — безразлично бросил не оборачиваясь. Как будто если бы я был против, это что-то изменило.

Войдя в комнату, взял со стола початую бутылку виски, которую по чуть потягивал в течении всего дня. Тут я не мог не согласиться с отцом — без допинга такую катавасию выдержать трудно.

Открыв крышку, плеснул горючее в стакан, в котором сиротливо плавали два практически растаявших кубика льда.

— Ого, то-то я и смотрю, что ты такой смелый, — хихикнула Полина и, присаживаясь в кресло, нарочито сексуально закинула ногу на ногу. — Матушке моей дерзить не каждый осмелится. Налей-ка мне тоже.

— А мама не заругает?

— Ну мы же ей не скажем, верно? — с вызовом заглядывая в глаза, Полина протянула руку и, забрав стакан, залпом осушила содержимое. Сдвинув брови, протяжно выдохнула. — Ещё.

— Ты сюда надраться пришла? — усмехнулся, но стакан все-таки забрал, плеснув ещё грамм пятьдесят. — Смотри, это тебе не винишко, развезёт — мало не покажется.

— А может, я как раз и хочу надраться, — выпив виски, Минаева с улыбкой поставила стакан на край стола.

И так с излишком нарумяненные щёки стали ещё краснее, глаза лихорадочно заблестели.

Раньше мне казалось, что хоть она и глуповатая, но очень красивая, но глядя на неё сейчас, в этом шлюховатом платье и жутком боевом раскарсе, понял, что нет в ней ничего особенного. Все эти её тряпки и побрякушки всего лишь пыль в глаза таким идиотам типа Горшка, кто падок на внешнюю оболочку, и плевать на содержимое под яркой обёрткой.

Вообще, это странно, обычно алкоголь смазывает картину и делает людей красивее, в моём же случае, видимо, всё работало с точностью до наоборот.

— А у тебя здесь мило, — оглядывая комнату, прощебетала Полина. — Синтезатор? Как здорово! Сыграешь для меня?

— Нет, — коротко отрезал я и, забрав с подоконника пачку сигарет, вышел на балкон.

Минаева скисла, но вида не подала, продолжая держать хорошую мину.

Она сидела в том же кресле, где ещё позавчера сидела Яна Альбертовна. Безусловно гораздо более яркая, раскованная, но абсолютно не интересная. Как ёлочная игрушка: красиво, но на этом всё. А ведь ещё совсем недавно я думал о том, чтобы с ней замутить. Сейчас эта мысль казалась абсурдной. Для чего, зачем. Ради секса? Конечно, секса хотелось, но с некоторых пор Минаева перестала привлекать меня в этом плане. Так что её игриво оголенные плечи и колени не возымели должного действия.

Перед глазами навязчиво стоял образ спящей англичанки в этом самом кресле, и я еле сдержался, чтобы не прогнать Полину с «чужого» места. Да и вообще захотелось выгнать её из комнаты, почему-то её общество ужасно раздражало.

Отвернулся от неё и посмотрел вниз с балкона: несколько пузатых мужчин в одинаковых костюмах курили на ступеньках и громогласно гоготали. К воротам вереницей продолжали подъезжать машины, гости не прекращали пребывать.

— Можно? — Минаева забрала у меня из рук сигарету, и медленно затянулась. Выдыхая дым, томно прикрыла глаза, и неожиданно обняла за талию, тесно прижавшись всем телом. Её прикосновения не были неприятными, но почему-то захотелось отстраниться.

— Чего ты хочешь? — тихо спросила она, положив голову мне на грудь.

— В смысле — чего хочу?

— Ну, что тебе вообще нужно? Я пытаюсь тебя понять, и не могу. Ты живёшь в роскошном доме, но общаешься с каким-то отрепьем из блатхат. Встречаешься с какими-то лохушками, вместо того чтобы…

— Встречаться с не лохушкой тобой? — закончил за неё.

— Ну даже если и так. Неужели я совсем тебе не нравлюсь? Ни за что не поверю! Да любой был бы рад оказаться на твоём месте! — с вызовом бросила она.

— Ну так иди и кадри любого, — сняв с себя её руки, зашёл обратно в дом. — Если тебе нравится вся эта мишура: оркестры, фейерверки — ради Бога, мне — нет. По-моему, это тупые понты которые могут купить разве что идиота, — налив сразу половину стакана, в три глотка выпил обжигающее пойло.

— Ты не ответил на мой вопрос. Я совсем тебе не нравлюсь? Скажи! Совсем? — подойдя ближе, Минаева встала на носочки, нежно провела ладонью по моему лицу, после чего поцеловала в губы. Страстно и горячо. По инерции ответил на её ласку, но сразу же взял себя в руки и отошёл на шаг назад. Полина снова попыталась продолжить однозначно отработанную схему соблазнения, но снова обломалась. — Блин, что не так? — разозлилась она. — Нормально же всё было!

— И сейчас нормально. Просто нет настроения. Иди вон с Кариной потусуйся, вы же теперь, я слышал, лучшие подружки.

— Это всё из-за неё, да? — стиснув зубы прошипела Минаева.

— Ты это о ком?

— Ни о ком! — тряхнув головой, взялась за бутылку. — Нравится играть в Робин Гуда? Заводят бедные и обездоленные?

— Слушай, я перестаю тебя понимать. Наверное, тебе хватит, — потянулся забрать у неё виски, но она спрятала руку с бутылкой за спиной. — Окей, забирай и иди.

— Только вместе с тобой!

— Я скоро спущусь.

— Нет, пойдём вместе! — упёрлась Полина и встала в дверях, тем самым перекрыв выход.

Только концерта мне здесь не хватало!

— Полин, иди. Сказал же, что сейчас спущусь!

— Нет, я останусь! В конце концов я здесь сегодня гостья, не выгонишь же ты меня из дома. Не ты меня приглашал!

Тебя вообще никто не приглашал, — едва не вырвалось в ответ, но в последний момент сдержался, чтобы не давать почву для дальнейшей пустой дискуссии.

— Ладно, тогда уйду я, — пока до неё доходил смысл сказанного, покинул комнату и, обходя снующих тут и там гостей, вышел из дома на свежий воздух.

Низкое солнце тепло припекало плечи, словно осень притянула за пятки лето, упрекая, что то ушло и забыло попрощаться. Вот бы сейчас прогуляться на набережной. Там, сейчас, наверное, кайф. Не слушать весь этот минаевский бред, не видеть пресыщенные властью и вседозволенностью рожи…