Гордость и страсть - Шарлотта Физерстоун

— Тогда вас ожидает разочарование, ваша светлость. Я не собираюсь брать ничего от вас, и вам нечего получить от меня, — одарив его мятежным взглядом, подытожила Люси. — Теперь вы сказали все, что желали?

— Понимаю, вам не терпится вновь вернуться к тому, от чего я вас так неосмотрительно отвлек, дуться и пребывать в дурном настроении, угадал?

— Я хотела бы вернуться к упаковке вещей. Отец проинформировал меня, что завтра утром нас обвенчают, а затем вы планируете оставить город и отправиться в поместье в Йоркшире.

— Да. Я думаю, так будет лучше для начала совместной жизни.

— Как видите, у меня еще много дел до отъезда. А потому, если у вас все…

Он встал, опустил руку в карман жилета, извлек оттуда синюю коробочку, перевязанную белой лентой, и положил ее перед Люси:

— Мой свадебный подарок.

Подавшись вперед, он перегнулся через стол, стянул ленту и открыл коробочку.

— Свадебные серьги с подвесками. Мне хотелось бы видеть их, когда я буду целовать вашу нежную шею, наслаждаясь неповторимым ароматом вашей кожи.

Люси невольно взглянула на жемчужные серьги, оправленные в золотую филигрань. Они были сказочно хороши, и ей стоило больших усилий не поколебаться.

— Я выбрал жемчуг, потому что ваша кожа так же прозрачна и гладка. Первый раз, лаская вашу шею, я думал о том, насколько роскошным и сексуальным кажется мне ваше тело, таким, как этот жемчуг. Золото, — зашептал он, придвигаясь ближе, — потому что, глядя на него, я вижу ваши волосы, как они сияют в призрачном свете свечей. О, как страстно я мечтаю наблюдать за вами, лежа в кровати в нашей спальне. Вы сидели бы у туалетного столика и вынимали шпильки из своих дивных волос, распуская их для меня. Я намерен все это получить, Люси: право мужа входить в комнату жены, видеть ее за туалетом, смотреть на то, что ни одному другому мужчине не дозволено. Вы понимаете, о чем я говорю? И я не соглашусь на меньшее.

— Вы достаточно ясно обрисовали ваши несбыточные планы.

Он усмехнулся:

— Вы можете их осуществить, стоит вам только пожелать, знайте об этом. Возможно, вам даже понравится быть на моей стороне.

— Не думаю. Однако спасибо за подвески. Они действительно потрясающие.

Он ответил с довольной усмешкой:

— Я ведь не просто приказал подобрать что-либо и завернуть. Пришлось пройтись по нескольким магазинам, пока нашлось то, что я искал. Я вспоминал вас все время, пока выбирал их. Это не какая-то бледная тень вашей резной кроватки. Вложенное в мой подарок чувство стоит не меньше. До завтра, — шепнул он, обжигая своим дыханием ее губы.

Он не попытался поцеловать. Люси следила за тем, как он вышел из комнаты. Уже у порога он обернулся последний раз.

— Все идет совсем не так, как я хотел, но я слишком беспощаден и решителен, чтобы о чем-нибудь сожалеть. Я хотел вас, и теперь вы моя. Я намерен удержать вас, Люси. Я сделаю все, чтобы убедиться в том, что вы там, где надлежит, на моей стороне.

— Это все, что вас заботит? Неужели я нечто вроде приза?

— Нет. Но, Люси, вы мое самое любимое сокровище, и я буду оберегать вас столь же тщательно, как вы храните этот маленький кусочек струганого дерева.

До сих пор Адриану не приходилось никого ожидать с таким нетерпением, как Люси в день их свадьбы. Она была прекрасна в отливающем медью платье, дополненном его подарком, который украшал ее ушки. Только ее глаза, как он успел с печалью отметить про себя, не выражали ничего, кроме холодности. Ему хотелось надеяться, что она сможет смириться с их соединением, но, очевидно, этого так и не произошло.

Брачные обеты Люси повторяла тихо и бесстрастно. Он затрепетал, когда она произнесла слова «своим телом почитать тебя». И все. Больше он не мог думать ни о чем, кроме того, как с достоинством пережить эту брачную ночь.

Она бы не смягчилась в своей решимости, а он бы не уступил и взял ее. Одна ночь — это просто насмешка. Нужно действовать осторожно, постепенно увлекая Люси. Он был уверен, что она уже переменила мнение о нем. Поверил, что она может даже ответить на его чувство после ночи в доме на Маунт-стрит. Но потом все перепуталось, и она утвердилась во мнении, что он бессердечный мерзавец, опустившийся до того, чтобы вынудить ее подчиниться.

— Вы согласитесь? — спросил он, спускаясь с ней рука об руку в холл. — Думаю, нам стоило бы поговорить.

— Разумеется.

В ней не чувствовалось ни теплоты, ни огня, ему показалось, что он может умереть, если не сумеет возвратить утраченное расположение.

Они вошли в салон. Люси уселась, сосредоточенно расправляя на подушках свадебное платье цвета закатного неба.

— Вы так прекрасны.

Она ничего не ответила, только посмотрела на него или, скорее, сквозь него.

— Все не так безнадежно между нами, надеюсь. Я хотел завоевать вас должным образом, а не так… как это произошло.

— Вы получили меня. Прочие ваши желания меня не касаются!

— Я понимаю, вам больно, Люси.

— Нет, вам не понять.

— Отчего же. Я знаю, что вы сейчас чувствуете.

Что-то у нее внутри высвободилось и рвалось наружу, заставляя заговорить.

— Вы ничего не знаете! Ни меня, ни того, что я чувствую. Ничего!

— Мне приходилось испытывать подобные чувства, Люси. Они мне знакомы.

Жалоба и ярость смешались в ее речи. Ей хотелось, чтобы он, наконец, понял, насколько напыщенно и самонадеянно звучит заявление о том, что ее чувства понятны ему.

— Как часто вам приходилось делать то, что идет против ваших желаний, ваша светлость? — требовательно спросила она. — Ломать стереотипы или выходить из непереносимых рамок благопристойности и душного маленького мирка для того, чтобы рискнуть?

До чего же ей сейчас хотелось ударить его. Весь мир и будущее в его лице нависли над ней тяжестью и одиночеством. Она была переполнена злостью и гневом от несправедливости происходящего, болью оттого, что ее жизнью распоряжаются за нее, будто она слаба или недостаточно умна, чтобы выбирать свое будущее. Герцог стоял перед ней безмолвно, возвышаясь, как гранитная глыба. Его лицо не выдавало никаких эмоций, если, конечно, он вообще что-либо чувствовал.

— Что вы знаете о том, что значит жить, рисковать? У вас нет ни понимания, ни представления об этом, ваша жизнь всегда была упорядоченной, удаленной от страстей и управляемой. Вы не можете ничего прибавить к вашему титулу, — съязвила она, стараясь его зацепить, вызвать вспышку, которая растопит этот холод во взгляде.

Когда он остался спокоен и не принял вызов, Люси вскочила с дивана и шагнула ему навстречу. Все в ней дышало злостью, заставляя действовать безрассудно и разрушительно. Но она пыталась подавить в себе этот порыв, с самого детства она приучала себя не обращать внимания на боль, переносить душевные страдания в надежде на то, что со временем все это стихнет и уйдет. Но этого не происходило. А сейчас… Сейчас ее сердце разрывалось на части, миллион меленьких осколков на глазах человека, которого только что назвали ее мужем, равнодушно-бесстрастного и бесчувственного зрителя. Его не может тронуть ничего, кроме возможности закрепить за собой богатую невесту голубых кровей.