Криминальное наследство - Фридрих Незнанский

Поглощенный собственными мыслями, Александр Борисович поднял трубку, хмуро бросив в нее некое неопределенное междометие — нечто среднее между «Да!» и «Алло!». И, вопреки обыкновению, едва ли не целую минуту не мог сообразить, чего именно хочет от него объявившийся по ту сторону провода племянник Вячеслава Ивановича — Денис Грязнов, владелец ЧОПа «Глория».

— Дядь Сань, — повторил тот, обнаружив, что в телефонной трубке царит прочное молчание, — ты меня слышишь или мне перезвонить?

— Слышу… А при чем тут Сурина и какая-то сиделка?..

— Та-ак… — протянул Денис. — Слушай, дядь Сань, а ты того… здоров?

— Черт знает что! — взорвался и без того взвинченный Турецкий. — Если ты звонишь, исключительно чтобы поинтересоваться моим здоровьем… Наверное, да, здоров, если выдерживаю по сто допросов, сто очных ставок и столько же совещаний за день, как думаешь?

— Слушай… — растерялся Грязнов-младший, — я всего лишь хотел сказать, что Щербак нужен мне позарез, тем более что нанимался он к этой Суриной в качестве охранника, а никак не сиделки…

— Какой еще сиделки? — заинтересовался наконец Саша.

Денис Андреевич шумно вздохнул в трубку и заговорил наконец более внятно, предварительно поинтересовавшись, не могли бы Турецкий с его дядюшкой, до которого он не может дозвониться второй день, предоставить Ларисе Сергеевне Суриной кого-нибудь из своих оперов в качестве охранника вместо Коли Щербакова.

— А с чего ты взял, что ей нужна охрана? — удивился Саша. — Я ее, правда, уже недели две не видел, с ней теперь в основном Трускин общается… Да что случилось-то?

Как выяснилось, случилось то, что Щербак позвонил накануне Денису и заявил, что намерен продлить контракт с Ларисой Сергеевной еще на месяц, а если шеф против, пусть предоставляет ему, Николаю, очередной отпуск, поскольку оставить клиентку в таком состоянии он не может…

— И в каком же она состоянии? — хмыкнул Александр Борисович.

— Насколько я понял, ваша вдовушка вся исстрадалась, а мой Колька ни с того ни с сего вообразил, что в его обязанности входят функции утешителя. Похоже, парень спятил!.. Дядь Сань, поговори с ним, а? Ну скажи, что по определенным причинам намерен приставить к ней своего человека, вполне официально! Щербак мне позарез нужен, тут такое дело — новый клиент, у которого…

Денис оборвал себя сам на полуслове, изумленный долетевшими из трубки звуками: Александр Борисович Турецкий смеялся. Можно даже сказать, не смеялся, а ржал самым неприличным образом.

— Ну, знаешь… — обиженно пробормотал Грязнов-младший.

— Слушай, — все еще хохоча, перебил его Саня, — ты вообще-то эту вдовушку видел?

— Ну нет… А что?

— А то!.. Она настоящая красотка, а судя по твоим словам, Щербак наш попался… Втюрился, одним словом!..

— Только этого мне не хватало! — простонал Денис. — Если ты прав…

— Я прав! — заверил его Александр Борисович. — Я тебе больше скажу: поскольку практически все имущество и капиталы покойного Сурина подлежат конфискации, Ларисе Сергеевне, во-первых, наследовать будет практически нечего, разве что, если не ошибаюсь, городскую квартиру супруг успел на нее записать в самом начале… Да и то, пока вопрос решится, думаю годик, а то и больше пройдет… Есть у нее, правда, свой счет, но по сравнению с тем, что могла бы получить, это ерунда!

— Ну и при чем тут мой дурак Колька?

— Соображай, поскольку Лариса Сергеевна де-факто не является больше миллионершей, она и Щербак становятся ровней… Ну почти ровней, во всяком случае, шансы у него есть… Насколько знаю Николая, приударять за миллионершей ему не позволили бы принципы, а вот за просто не бедной, да еще беззащитной, да еще такой красавицей, как Сурина…

— Все-все! — мрачно буркнул Денис. — Я тебя понял! Если ты прав…

— Я прав! — вновь заверил его Турецкий — и не ошибся…

В тот момент, когда Александр Борисович положил трубку и со вздохом вернулся к прерванному занятию, состоявшему в просмотре целой пачки документов, которыми дело Сурина обрастало со скоростью снежного кома, летящего с горы, Коля Щербаков находился за рулем единственного транспортного средства, находившегося сейчас в распоряжении Ларисы — собственной щербаковской «девятки». Сама она, заметно похудевшая и побледневшая, а оттого казавшаяся ему и вовсе трогательно-беззащитной, сидела рядом, на переднем пассажирском сиденье.

— Ну и? — мягко поинтересовался Щербак, ласково глянув на примолкшую Ларису.

— Да, сейчас… — вздохнула она. — Слушай, здесь, по-моему, направо, если верить карте…

— Направо нельзя, знак висит… Ничего, проедем вперед и развернемся… Так что твоя мама?

— Моя мама — сущий ребенок! — Лариса слабо улыбнулась. — Разобраться в словесном потоке, которым она фонтанирует, можно, только имея многолетний опыт общения с ней… Словом, единственное, что мамулю сейчас занимает, — ее собственный героизм, представляешь?.. Уверяет, что ей якобы даже грамоту какую-то от МВД прислали… Так что она мне точно не помощница, вызывать ее сюда нет смысла, — разумеется, если мне не понадобится лишняя головная боль… Коля, по-моему, это здесь!..

«Девятка» как раз въезжала сквозь арку в просторный двор, образованный четырьмя домами сталинской постройки.

— Конечно, здесь, — кивнул Щербак. — Думаю, нам нужен средний дом, во-он тот подъезд… Что касается нашего разговора… Пока все это тянется, я буду с тобой, бог с ней, с твоей мамой… А дальше — дальше, как скажешь…

— Я уже сказала, по-моему, вчера… — Лариса едва заметно покраснела и, прежде чем выйти из машины, которую Щербак успел припарковать, слегка прижалась виском к его плечу… Она, вероятно, не решилась бы, спроси ее кто-нибудь об этом, сказать, что влюблена в этого внезапно появившегося в ее жизни человека. Но за прошедшие недели Лариса Сергеевна Сурина в какой-то момент, которого поначалу и вовсе не заметила, именно благодаря ему, постоянно находившемуся рядом, впервые за много лет рассталась с мучительным чувством тревоги и страха… Никогда прежде в ее жизни не было мужчины, от которого исходила бы такая надежность, такое спокойствие даже в те минуты, когда он просто молча находился в соседней комнате.

И однажды в очередную свою бессонную ночь, осознав это, Лариса выскользнула из своей спальни и, встретившись со спокойно-вопросительным взглядом Николая, спавшего вообще неизвестно когда, дрожащим от собственной решимости голосом произнесла:

— Я хочу, чтобы вы… Чтобы ты был со мной, не здесь, а там…

И отступила в глубь спальни. И он ее понял, потому что поднялся из кресла, сидя в котором смотрел какую-то ночную передачу по маленькому, плоскому, как почтовая открытка телевизору, и покорно шагнул к Ларисе.

Упавший с его колен телевизор, по экрану которого тут же пошла рябь, так и остался лежать на полу — вместе с выскользнувшими из ушей Щербака наушниками. И пролежал там до самого утра…