Радио «Морок» - Татьяна Мастрюкова

закрыт на обед или перерыв — окна были заколочены наискосок досками, а дверь, и без того украшенную огромным навесным замком, закрывал еще и засов, по виду очень древний. Будто тут так всегда так было. И в надписи «ПРОДУКТЫ» буква «О» жалко повисла на одном гвозде.

Никаких объявлений. Никаких людей. Впрочем чего и следовало ожидать. То есть, конечно, не следовало, но было логично.

Мы с Лесей непроизвольно повернули головы в сторону участка странной бабки, но дорогу с той стороны опять заволокло клочковатым туманом.

А, все-таки появился опять! Как в прошлый раз, начался с того конца деревни. К счастью, он не двигался. То есть двигался, клубился, будто бы качался, но не приближаясь к нам, не распространяясь дальше. Интересно, могли все жители Жабалакни прятаться за ним, как за щитом?

А мама, похоже, вообще то ли не видела туман, то ли не обращала внимания. Она достала телефон, попыталась дозвониться до папы, а когда ничего не вышло, принялась набирать ему сообщение в надежде, что то отправится автоматически, как только появится сеть.

Потом сунула телефон в карман, опять схватила нас за руки и почти бегом, даже не боясь переломать ноги на этих кочках и рытвинах, бросилась обратно к участку дядьки Митяя.

Мне казалось, что что-то шелестит и плюхает в траве на обочине, словно сопровождая нас. Но разглядеть, что это такое, не было ни времени, ни желания. Мы с Лесей, не сговариваясь, на ходу обернулись. Туман по-прежнему не двигался, но так сильно сгустился, что разглядеть что-либо дальше по улице теперь было окончательно невозможно. Не больно-то и хотелось. Главное, чтобы нас не касался. Вдруг он правда какой-нибудь ядовитый... Блинчики, я начала рассуждать, как Леся!

К счастью, сама она молчала, а то довела бы нас до трясучки, с ее-то катастрофическим воображением. Хотя, возможно, она просто не высказывала свои соображения из страха, что мы вдруг возьмем и согласимся с ее рассуждениями или, того хуже, подтвердим их правоту.

Калитка на участок дядьки Митяя так и стояла распахнутой, как мы ее оставили. Как и дверь в пристройку к бане.

Мама буквально дотащила нас до входа и только тут, чуть задыхаясь от быстрого шага, приказала стоять на месте в пределах видимости и ждать ее.

Подняв какую-то палку и опробовав ее на крепость, мама с ней наперевес шумно ворвалась в домик, намереваясь дать бой любому, кого там встретит.

— Тут нет никого, — услышали мы мамин голос.

Хотя он звучал немного испуганно, мы все равно вздохнули с облегчением.

Через некоторое время мама появилась с нашими вещами и сумками, ухитрившись вытащить их на себе все разом. Правда, за порогом домика половину сумок распределила между мной и Лесей.

— Никого нет, но кто-то уже похозяйничал в нашем домике, нарочно грязи натаскал и мебель передвинул. Какой-то сарай, а не комната. Хоть вещи наши не тронули, испугались, наверное. Зато все постельное белье хозяйское в хлам измочалили и книги те антикварные украли. Как бы на нас не подумали...

И вдруг меня как стукнуло:

— Мам, а баня? Мы же туда ни разу не заходили! Вдруг они все там спрятались?

Мама молча посмотрела на меня, сунула мне свою сумку, опять схватила палку и бесстрашно двинулась к запертым дверям бани. Запертым на висячий замок. Снаружи.

Все равно мама изо всех сил дернула дверь и даже ногой стукнула. И ухо приложила, послушала. Пробормотала, обращаясь скорее к себе самой, а не к нам:

— Никого. Даже не знаю, топили ли ее. Мне сразу показалось странным, что не пахнет привычным для бани дымом. Не калорифером же ее разогревали! Кстати, его тоже украли... — Еще раз оглядела баню, посмотрела на распахнутую дверь в пристройку, уже не нашу, забрала у меня свои сумки и сдержанно сказала:

— Мы уезжаем. Немедленно.

Кто бы спорил!

Но у запертого хозяйского дома мама опять притормозила и будто бы у него спросила:

— А что же насчет денег?

Вот удивительно: мы смеемся над Лесей, а мама сама до последнего боится нарушить какие-то непонятно кем придуманные правила, недействующие законы, вечно изучает объявления и избегает входить в двери с надписью «Выход», хотя даже вахтеры шастают через них туда и обратно и никого не задерживают.

Я было потянулась за своим кошельком, но мама жестом остановила меня. Она колебалась: наличные нам были нужны, учитывая то, как недоверчиво относятся здесь к банковским карточкам.

— Да ладно, мам, в конце концов, этот дядька Митяй может спросить наши координаты у мерзкой тетки из Сырых Дорог, мы при нем звонили. Или в Ни- коноровке.

Мама задумалась. И тут Леся, которая одинаково любила соблюдать всяческие правила и законы и при этом не тратить лишних средств, особенно своих, вставила:

— Да тут все равно нет никого. Давайте не будем платить вообще!

— Реально! — поддержала я тут же.

Мама неодобрительно покачала головой:

— Нет, ребята, так нельзя. Мы жили в чужом доме и...

Но это же заброшка! Посмотри сама! И ни одного человека, кроме нас. Кому платить и за что? За гниль?

Мама огляделась и непроизвольно сморщилась. Не хотела признавать правду. Очень уж она была неправильная.

— Этому должно быть логическое объяснение. Предположим, сейчас освещение другое, и потому кажется, что кругом все ветхое. Например, так. А что все жители внезапно пропали...