Личные дела - Диша Боуз

На заднем плане выл ветер, что придавало видео драматичности. Сиара снова повернула камеру к себе, бросив быстрый взгляд на растущее количество зрителей.

– Не хочу вдаваться в подробности, по крайней мере пока, но я здесь, чтобы обратиться кое к кому, кто сейчас должен это услышать. – Сиара смотрела прямо в камеру, устанавливая зрительный контакт с женщинами, которые считали, что могут заглянуть ей в душу. – Не дайте обидчикам вас сломить. Я говорю сейчас об этом вслух лишь потому, что знаю, что это поможет вам, ребята, понять, что Инстаграм – это не реальная жизнь, и несмотря на то, как я выгляжу на фотографиях, у меня большие проблемы. Есть такие токсичные люди… которые терпеть не могут, когда кто-нибудь добивается успеха. А самое ужасное – это когда женщины унижают других женщин. Близкие мне люди понимают, о чем я, и хочу сказать, что мне повезло: у меня есть замечательная поддержка. Самые-самые лучшие подруги.

Она на мгновение закрыла глаза, представляя Лорен на своей кухне, и снова улыбнулась. Шон был прав: она очень естественно выглядела в кадре.

– В общем, ребята, обо мне не беспокойтесь. Я просто взяла несколько выходных, чтобы позаботиться о своем ментальном здоровье. – Она глубоко вздохнула. – Я скоро вернусь, и у меня будет для вас потрясающее объявление. У меня был секретный проект с одним брендом, от которого, я точно знаю, вы все будете в полном восторге. Этот бренд уделяет внимание тому, чего хотят и в чем нуждаются женщины.

Последние несколько недель она провела, работая над новой коллаборацией, и это видео должно было привлечь к ней внимание. Сиара подогревала интерес. Подписчики начнут искать намеки на ее личную драму во всем, что она будет публиковать, а бренд, который заплатил ей кучу денег за продвижение, получит приток просмотров.

– Однажды я буду готова обсудить то, что со мной сейчас происходит. Но пока просто будьте сильными, оберегайте свою энергию и продолжайте поддерживать друг друга в этом маленьком сообществе, которое мы построили. А самое важное – не забывайте нанести сегодня солнцезащитный крем.

Сиара послала в кадр воздушный поцелуй и помахала рукой, после чего завершила трансляцию. Ей уже стало намного лучше.

Глава двадцать девятая

Двадцать пятое / двадцать шестое сентября

Задумываясь об этом сейчас, Лорен понимала, что с Шоном надо было расстаться, когда родилась Фрея. Это был ее последний шанс от него избавиться. Гнетущее отчаяние, с которым она жила с тех пор, как он впервые ее поцеловал, исчезло, когда она впервые взглянула на своего ребенка. Всего-то нужно было взять на руки фиолетовый комочек человеческой плоти.

До появления детей Лорен много лет ощущала некую оторванность от самой себя. Вот так на нее влиял Шон. Она не могла адекватно думать. Лорен стала забывчивой, готовой прощать, готовой перекраивать себя под его нужды, лишь бы он позволял ей вращаться вокруг своего солнца.

А потом она взглянула на Фрею, и ее халат увлажнился от молока. Лорен была готова отдать этой малышке душу и тело. Она словно разлетелась на кусочки, которые парили вокруг, в воздухе. Лорен успешно сепарировалась от Шона. Впервые с тех пор, как они познакомились, ей было все равно, уйдет он или останется.

Когда он заявился к ней в роддом, пахнущий алкоголем, после того, как куда-то исчез, не сказав ни слова, она совершенно не удивилась. Но если бы он тогда не пришел, то она лишь пожала бы плечами и продолжила двигаться дальше. Подарив Лорен этого ребенка, он ее освободил.

Теперь, спустя двое родов, Лорен жалела, что он тогда вернулся. Она могла бы сейчас растить одну Фрею. Вообще, так было бы даже легче.

И лишь когда Гарри исполнился год, а может, и позже, она вновь захотела Шона, как раньше. И потом все ее чувства стремительно к ней вернулись. Она не могла этого объяснить. Ее влечение к нему было сродни встрече со старым другом: привычной, но неловкой. Столько всего изменилось с тех пор, как она в последний раз так его хотела. Он постарел и, возможно, стал менее привлекательным. Она и сама стала старше. Теперь у нее был рыхлый животик, редеющие волосы и растяжки на талии и руках.

Она каждую ночь будила Шона, кладя руку ему на член и лаская его, пока он не начинал стонать и задыхаться и не усаживал ее сверху. Когда он готовил детям, Лорен обнимала его сзади, прижималась к его спине и проводила руками вниз по джинсам. В конечном счете Шон выключал плиту, смеялся или ругался на нее. Чаще всего и то, и другое.

Даже если бы он хотел уйти, она бы его больше никуда не отпустила.

После того большого разговора, произошедшего около двух недель назад, они почти не общались. Если они и разговаривали, то это было как-то связано с детьми и обычно происходило в их присутствии. В первую очередь для их же блага.

Лорен почти не выходила из дома после ссоры, да и Шон тоже, словно они оба охраняли свою территорию. Но он, кажется, забыл, что у него не было законных прав на это пространство. Бабушкин дом полностью принадлежал Лорен.

Хотя они и спали вместе, она заходила в спальню, лишь убедившись, что Шон уже спал. Лорен почти перестала спать. Вместо этого она прокручивала в голове все недавние встречи. Она лежала в темноте с открытыми глазами и ждала, пока Уиллоу закричит или кому-нибудь из детей понадобится ее помощь. Для Лорен это было поводом вылезти из кровати и отвлечься от мыслей. Шон спал прекрасно.

Когда старшие дети были в школе, Лорен и Шон молча боролись за внимание Уиллоу. Шон применил тяжелую артиллерию, достав толстые мелки, которыми ей редко разрешали пользоваться. В первую очередь Уиллоу начала разрисовывать стены. Лорен заняла стратегическое положение на краю дивана, который дочь больше всего любила. Уиллоу обязательно и скоро придет туда, уютно усядется на коленях у мамы и начнет искать утешение в ее груди.

На каждую книгу с наклейками и баночку с кинетическим песком, которые предъявлял Шон, у Лорен были козыри в виде объятий, песенок и сисек. Уиллоу была слишком маленькой, чтобы купиться на эти материалистические уловки. Лорен предполагала, что у нее есть еще несколько лет, пока младшая дочь не начнет предпочитать ей Шона, как уже произошло со старшими детьми.

По вечерам они сидели за кухонным столом, передавая друг другу миски