Шальные деньги - Андрей Воронин

– Добрый вечер, Спартак Иванович, – холодно произнес он.

– Добрый, – заикаясь, отозвался олигарх и прижался к спинке кровати, прикрываясь подушкой.

– Если в детстве вам рассказывали, что пуля заворачивается в перья и ее полет можно остановить подушкой, то вы зря этому поверили. Профессионалы стреляют в голову, а не в грудь или живот. Но это так, к слову.

Ленский сообразил, кто перед ним.

– Лия – сука, – пробормотал он.

– Зря вы на умную женщину клевещете. И тут Глеб абсолютно неожиданно для Ленского разрядил свой пистолет, сделал это демонстративно, так, чтобы у Ленского не оставалось никаких сомнений в том, что магазин пистолета пуст. Положив оружие на край кровати, он бросил на пол электрошоке?. Ленскому и раньше в страшных снах мерещилась эта встреча. Она представлялась ему по-всякому, но только не так, как случилось на самом деле. Глеб молчал. Ленский наконец задышал спокойно.

– Вы пришли не за тем, чтобы убить меня, – сказал олигарх.

– Конечно, профессионал не разговаривает с жертвой, стреляет сразу и уходит.

– Что вам надо?

– Вы, Спартак Иванович, человек умный, хотя и попались на мою удочку. Отгадайте с трех раз, чего я хочу.

– А если не отгадаю? – прошептал Ленский.

– Тогда я перестану вас уважать и больше никогда не скажу, что вы умный человек. Ленский сухо рассмеялся.

– Можно, я включу свет?

– Только не делайте глупостей, ваши охранники нейтрализованы.

– Надеюсь, они живы?

– Я тоже надеюсь, парни вроде бы крепкие. Ленский спустил ноги с кровати, стараясь не делать резких движений, включил настольную лампу, абажур развернул так, чтобы лампа не бросала свет на Глеба.

– Вы предусмотрительны, Спартак Иванович. Мне в самом деле не хотелось бы сидеть на свету.

– Вы пришли поговорить со мной. Правильно?

– Конечно.

– Я уточню, – в голосе Ленского послышались живые нотки, – вы пришли договориться со мной.

– Несомненно.

– И мы с вами договоримся, – уже жизнерадостно сообщил олигарх.

– Еле сдерживаю себя, чтобы не пожать вам руку. Вы действительно умный человек.

– Что есть, то есть, – самодовольно заявил Ленский.

Теперь он уже не боялся Сиверова. Зазвонил сотовый телефон, лежавший на тумбочке.

– Я думаю, это Прохоров, – с улыбкой сообщил Глеб. – Как вы понимаете, меня у Лии он не застал.

– Да уж…

– Посоветуйте ему продолжить поиски. Я договорился с одним таксистом, пусть он за ним погоняется, только предупредите, что “меня” убивать нельзя.

– Обижаете, – сказал Ленский, – я хоть и не владею сейчас ситуацией, но правильное решение принять могу. Слушаю, – бросил он в трубку.

– Ушел! – кричал Прохоров. – Прямо из-под носа с балкона спустился.

– Ты, твою мать, – незлобиво сказал Спартак Иванович, – что-нибудь по-человечески сделать можешь? Я тебе нечеловеческие деньги плачу. Больше, чем директор завода, получаешь.

– Там такси во дворе ждало, но мои ребята за ним по пятам идут.

– Продолжай поиски и без живого агента не возвращайся. Пристрелишь его – самого порешу.

– Понял, – сказал Прохоров, сопя так сильно, словно у него на плечах сидел Сиверов и коленями сжимал шею.

– Как там Лия?

– Испугана, гад ей пистолетом угрожал. Ленский, прикрыв трубку ладонью, хихикнул.

– Все, иду по следу, конец связи, – по-военному доложил Прохоров.

Ленский бросил трубку на широкую кровать.

– Ты что, в самом деле Лию пистолетом пугал?

– Она, как и вы, человек неглупый, мы обо всем Договорились, она позвонила вам через два часа после моего ухода.

– Кофе она вас угостила?

– Непременно, кофе она хороший варит.

– Отвратный, – сообщил Ленский.

– На вкус и цвет товарищей нет.

Ленский слушал Глеба внимательно, не особо вникая в детали. Он был человеком деловым, схватывал все на лету и придерживался лишь основного направления.

– Вы правы, – наконец пришлось признать ему, – Кривошеев жив, и я не удивлюсь, если Юшкевич сообщит мне завтра, что я арестован, потому что миллионов двадцать может не дойти до государственной казны, и самое гнусное, что ни вы, ни я ничего не сможем доказать. И еще скверно то, что перед арестом мне придется выложить эти самые двадцать миллионов, украденные Кривошеевым. Как говорят на зоне, веером растопырив пальцы: “За мои же сухари и я же пидар”.

Глеб рассмеялся, этой тюремной шутки он не знал, но она пришлась как нельзя к месту.

– Если мы не найдем Кривошеева, то за ваши сухари вас же и опустят.

– Сплюнь, – сказал Ленский. – Надеюсь, ничего, что я перешел на ты?

– Оно, может, и ничего, я могу исчезнуть в любой момент, а ты, Спартак Иванович, – человек видный, даже на Гибралтаре не спрячешься.

– Все деньги.., все они проклятые. Не поверишь, но все самые большие неприятности, случавшиеся со мной, были именно из-за денег, а самые счастливые годы я провел в должности завлаба. И водка по три шестьдесят две была вкусной, и килька в банках – куда вкуснее осетрины с семгой. Что ты посоветуешь сделать?

– Самый дельный совет, который я могу дать, – это оставить меня в покое, и генерала Потапчука тоже, – сказал Глеб. – Не тратьте попусту время и силы.

– Я человек немстительный, хотя неприятностей из-за тебя у меня уже полные карманы.

– Не из-за меня, – уточнил Глеб, – из-за денег.

Ленский подался вперед:

– Согласен, послушай, переходи работать ко мне. Хочешь, начальником охраны вместо Прохорова поставлю?

– Спартак Иванович, ты столько заплатить не сможешь.

И двое мужчин рассмеялись, каждый понял иронию другого.

– Хорошо тебе, – Ленский сглотнул слюну, – заляжешь на дно, а мне пропадать.

– Ты можешь что угодно рассказывать, – произнес Сиверов, – но судьба Кривошеева тебя мало волнует. Тебе самому выплыть надо.

Спартак Иванович с охотой согласился.

– К альтруистам и филантропам я не отношусь. Мне действительно надо свою шкуру спасать. А то, что ты рассказал, – единственный козырь. Урод Кривошеев мне всю жизнь испортил. Такой прокол со мной случается впервые. Лишь бы он украл по-божески. Если же у него в мозгах закоротит и он сопрет неподъемную для меня сумму, я пропал.

– Поднимай, Спартак Иванович, всех, кого можешь, всех, кто способен тебя спасти. С Прохоровым через полчаса свяжешься. Не хочу с ним по дороге встретиться. Человек от злости глупостей наделать может.