Ночь сурка - Инна Бачинская

Заплаканная Елена с потекшим гримом была снова похожа на панду. Миша, ни на кого не глядя, жадно ел. Наташа-Барби со своей обычной отрешенной улыбкой смотрела в огонь. Дежавю. День сурка. Нелепый, бесконечный, мучительный, человеческий спектакль, и они, двое зрителей, старик и философ…

И вдруг как гром с грозового неба, как долгожданный финал, как голос рока — тяжелые удары дверного бронзового кольца…

Хлопанье двери, громкие незнакомые голоса, топот… прибыли люди из города.

Немая сцена. Занавес.

— Ты, Федор, молодец, — сказал Рубан Федору на другой день за завтраком. — Голова у тебя что надо, настоящий мыслитель. Как раскусил моего мнимого сына, любо-дорого посмотреть! Если бы не ты… Подумать только, скромный семейный праздник и эпическая по размаху трагедия! Потерявшийся сын, неверная жена, ревность, страсти, зависть, смерть… В этом мире ничего не меняется со времен Адама и Евы. Но на один вопрос ты все-таки не ответил. Знаешь, какой?

— Знаю. Кто написал письма с угрозами.

— Да. Я понимаю, что не на все вопросы есть ответы… да и неважно это после всего, что случилось. Бог с ними, с этими вопросами.

— Ну почему же… я знаю, кто их написал.

— Знаешь?

— Знаю, Леонард Константинович.

— Кто? — Рубан недоверчиво всматривался в лицо Федора.

— На мягких лапах, скрипнув половицей, приходит сон к измученной душе, и боль смолкает до рассвета… — продекламировал Федор.

— Как ты узнал? — спросил Рубан после продолжительной паузы.

— Нашел в мастерской книгу ваших стихов «Проходит жизнь…».

— Так уж и книгу! — хмыкнул Рубан. — Пустяк, мелочовка. Баловался по молодости, издал за свой кошт сотню экземпляров, раздарил знакомым. Да… проворен ты, брат. Убил старика. Теперь спроси, зачем. Или как нынче говорят на форумах: хули? Хули старый дурак сам себе зарядил письма с угрозами? Может, объяснишь как философ?

Федор усмехнулся:

— Попытаюсь.

— Ну-ка, ну-ка! Интересно послушать.

— Извольте. Летом вы наняли частного сыщика, так как подозревали, что жена и ученик вас обманывают. Убедились, что были правы. Как бы вы к этому ни относились, ситуация неприятная и стрессовая. Пару месяцев назад вам показалось, что за вами следят. Марго хвасталась Елене, что Новый год вы встречаете в Италии, и вдруг в одночасье все переменилось — вы собрали друзей в Гнезде, но не хотели ни с кем общаться, сидели в мастерской. Письмо незнакомого сына также выбило вас из колеи. Зачастую нужна лишь малость, чтобы лишить человека уверенности и внушить опасения за свою жизнь. Гибель вашей жены не прошла бесследно, вы часто вспоминали Лиду. Кроме того, творческий застой, кризис жанра… как вы сами сказали. Человек раним. Допускаю, что вы опасались за свою жизнь, потому наняли телохранителя и пригласили гостей, на людях вам спокойнее. Телохранитель оказался простоватым и недалеким парнем, и вы позвали меня. Чтобы не выглядеть параноиком, сами себе написали письма с угрозами. — Федор помолчал, потом спросил: — Я ничего не упустил?

— Ты сказал достаточно. Прав Кузнецов, ты мыслитель, Федя. А я-то думал, что финт с письмами страшно остроумный и никто никогда не догадается…

— Сложно придумать что-то новое, все уже было. Мы живем в мире, который вполне можно назвать вторичным… в области чувств и поступков. Тем более Леонард Константинович, если честно, финт с письмами — не бином Ньютона, как говорит мой друг капитан Астахов, — ухмыльнулся Федор.

Рубан рассмеялся и махнул рукой.

— Кстати, каким лосьоном для бритья вы пользуетесь? — вдруг спросил Федор.

— Димка подарил, не то мята, не то лаванда. А что, нравится?

Федор усмехнулся и кивнул…

…Оба уютно расположились в мастерской. Гости упорхнули из Гнезда, как только получили разрешение капитана Астахова. Разъезжались неприлично поспешно, с чувством облегчения, прощались наспех. Обещали звонить, не забывать, забегать на огонек, понимая в душе, что впредь постараются обойти друг дружку десятой дорогой. Иван страшно извинялся, но сказал, что остаться не может, дела, дела. Долго тряс руки Рубана и Федора.

Уехали Миша с Еленой. Миша прятал глаза и тоже извинялся. Елена бросилась Рубану на шею и расплакалась.

Уехала бригада из города и увезла с собой Артура.

Уехали Дим и Наташа-Барби, получив от Рубана «алименты». Он вышел проводить — удостоив лишь их подобной честью. Прижал к себе Наташу-Барби… Интересная получилась пара! Мощный кряжистый с седыми патлами старик в небрежно наброшенном крестьянском тулупе и крупная высокая девушка с длинными светлыми волосами. Волхв и жрица, подумал Федор. И еще подумал, что эти двое удивительно уместны здесь…

Рубан попросил Федора задержаться на пару дней. Остыть, обсудить детали, тем более все равно каникулы. Тот вначале отказался, собираясь уехать со Стеллой. Им так и не удалось поговорить, Стелла избегала его.

Иван поднялся с рассветом, стремясь выпорхнуть из Гнезда пораньше, шуршал, собирал и ронял какие-то предметы, бормотал что-то сквозь зубы. Федор принес ему кофе, они присели на дорожку.

— Господи! — простонал Иван. — Расскажи кому, не поверят! Хоть выпустили… Я уже не верил, что уберусь отсюда. Еще в городе будут тягать, записали адрес, телефоны, явки… твой дружбан, между прочим. Деловой. А ты когда сваливаешь?

— Я обещал Леонарду Константиновичу сводить его на кладбище, — сказал Федор. — Хотелось бы сегодня, конечно…

— Не пропадай, Федя. Нам еще отмечать старый Новый год. Ох, и нарежусь на радостях! Мама дорогая! Ну, празднички получились! Врагу не пожелаю. Ты гигант, Федя. Всего за несколько дней вывернул всех наизнанку. Снимаю шляпу, если бы не ты… Расскажи кому, не поверят! И все-таки я был прав. Эта проклятая кукла, этот идол, этот монстр принес несчастье! А ведь я говорил, я предупреждал, у меня чуйка, как у собаки. Эх, бедная Зоя… Я вернусь сюда весной, честное слово!

Иван был возбужден и болтал без продыху; он был уже далеко, он был в дороге, он бил копытом от нетерпения, он летел в город, спеша донести до общественности фантасмагорию о рождественских каникулах в Гнезде.

Они обнялись на крыльце, постояли, похлопывая друг друга по спине…

Иван шваброй спихнул снег с крыши и капота своей красной «Тойоты», уселся за руль, включил двигатель. Федор стоял на крыльце и представлял, что сейчас увидит Стеллу. Возьмет за руку и скажет… неважно, что! Что-нибудь. Уедут они вместе. Он представлял, что они вдвоем в его белом, уютно урчащем «Форде», за окном заснеженные поля и лес, наплывают ранние зимние сумерки, вспыхивают фары редких встречных машин. Они молчат, не время пока…

Но его ожиданиям не суждено было сбыться. Дядя Паша, появившийся на крыльце, поинтересовался, как это он отпустил барышню с «фотографом, лютым до баб». Удивленный Федор ответил, что Иван уехал один. Дядя Паша посмотрел с сожалением и сказал, что женка «этого выродка» собралась ни свет ни заря и поджидала Ивана на повороте в город. Сбежала, видать, от тебя, сказал дядя Паша. И людям обратно в глаза смотреть совестно, хоронилась у себя в комнате, носа не казала. Подбодрил: «Ты парень видный, Федя, ей до тебя как до неба! Она хорошая, спору нету, но… сам понимаешь. Не судьба, оставил бы ты ее…»