Фронтовые разведчики. "Я ходил за линию фронта" - Артем Драбкин

Группа захвата ворвалась в дом, там спали три немца. Один из них проснулся, но был тут же убит, а двух других заставили одеться и связали.

В этот раз обратный путь получился спокойным. Эти немцы были даже рады, что война для них закончилась, поэтому шли с нами покорно, не сопротивлялись. Мы перешли линию фронта вовремя и в намеченном месте. Захваченными пленными оказались майор и обер-лейтенант интендантской службы, но говорили, что они дали ценные сведения.

— Что вы можете сказать о разведчиках?

— Это действительно была достаточно независимая, привилегированная солдатская каста. Полковые еще не так, а дивизионным Маргелов делал большие поблажки, и они этим пользовались, наглости у них хватало. Но я бы не сказал, что они были обречены погибнуть, просто все надо было хорошо продумывать и просчитывать. Моей минометной роте всегда поручали обеспечивать прикрытие поиска, поэтому я с ними очень часто общался. И, конечно, надо учитывать, что все они были молодые и шли на такие дела, которые можно совершить только в молодости.

<…>

Интервью — Николай Чобану

<…>

— Когда вас призвали в армию?

— Кажется, 26 марта нас освободили от оккупации, а уже 28-го меня призвали. Правда, вначале человек пятьдесят пошло в город, и подпольщики нас организовали: раздали оружие и расставили охранять разные объекты, чтобы люди их не растащили: пекарню, какие-то склады. Я как раз стоял на таком посту, когда пришел мой товарищ и говорит: «Иди, собирайся, нас в армию забирают». И все, никакой повестки, ничего такого не было.

Собрали нас в Доме Красной Армии разных возрастов где-то две тысячи человек со всего района и устроили вначале проверку. Этим занимались подпольщики, они же все про всех знали. И вот перед нашим огромным строем выходит капитан и говорит: «Кто служил в полиции — выходи». Вышли четверо, а один не вышел. Его сосед толкает в бок, выходи, ты же служил. Тот ему: «Отстань». Подозвали этого капитана, он посмотрел в свой блокнот и говорит громко: «Не беспокойтесь, товарищи, он служил в полиции по заданию подпольной организации». Его сразу оставили в покое, а тех четверых увели.

И тогда нас начали разбивать по подразделениям. Вначале объявили: «Нужно сто человек в роту автоматчиков». Кинулось человек триста, наверное. «Нет, нет, товарищи, нужно всего сто». Как-то там отобрали. Вторая рота — бронебойщики. Тоже вышли добровольцы, но уже не так бойко. Набрали. Как сейчас помню, была небольшая пауза, и потом говорят: «А сейчас мы набираем для очень опасной, но и очень почетной роты. Кто хочет в разведчики?» И поверьте, сколько нас там оставалось, но никто не вышел, никто! Тогда капитан повторил: «Я считаю до трех, если сто человек не выйдет, то сам начну выбирать». И все равно никто не вышел… Тогда он начал ходить вдоль строя и выбирать. А я же высокий был, среди сверстников выделялся, как корова среди овец, худой, правда. В общем, я стоял третьим в строю по росту, поэтому на меня обратили внимание, выбрали, и так я попал в эти сто человек для разведроты.

Сразу разбили всех на роты, но на пару дней еще распустили по домам и только потом опять собрали. Когда с родителями прощался, думал, что в последний раз видимся, а что поделать?.. И мы пошли колонной через наш городок… Подвели к казарме и дали нам по снаряду для 76-мм орудий, чтобы мы впустую к фронту не шли.

Из Котовска дошли в Красные Окна, там снаряды оставили и оттуда в Дубоссары. Но нам ничего не говорили, куда, чего. И вот так мы попали на Шерпенский плацдарм. Поздно ночью нас привели во второй эшелон, а в окопах смотрим: тут рука торчит, там нога…

Пришли два командира, и старший лейтенант зачитал фамилии. Из всей нашей сотни выбрали всего четырнадцать человек. Причем мы еще подумали, что раз выбрали только молодых, то, значит, нас отправят учиться в училище.

Там же приняли присягу, выдали красноармейские книжки, и вот так я оказался в полковой разведроте 960-го полка 299-й стрелковой дивизии. Коллектив был то, что надо. Встретили хорошо, не подковыривали, чем могли, помогали. Людей не хватало, поэтому на отсутствие у нас боевого опыта не смотрели. В этой разведроте я провоевал с 9 апреля по 21 июня, пока меня не ранило.

— Расскажите, пожалуйста, о структуре роты. Какие люди там служили?

— Всего там служило человек пятьдесят. Точнее сказать не могу, потому что общего построения роты у нас ни разу не было. Командиром роты был старший лейтенант, но его фамилии уже не помню. Рота делилась на два взвода: Зуева и старшего сержанта Плетникова, к которому я и попал.

Хотя в поиск набирали смешанно, как-то смотрели, кто им подходит, и тех вызывали.

И был в роте еще один офицер-инструктор, который стал нас обучать. Считаю, что за такой короткий период он нас подготовил довольно неплохо. Помню, как он нас спрашивал: «Что самое опасное в разведке?» Кто что отвечал, но он нам сказал: «Запомните, самое опасное — это нарваться на немецкую разведку! В лучшем случае половина погибнет, а в худшем все… Поэтому всегда нужно быть начеку!» Этот инструктор нас еще так учил: «Самое главное — вы должны ползти тише кошки, а не то, что вы там налетели, пошумели, подвигов наделали… Вы должны тихо взять „языка“ и тихо его привести — вот это высшая квалификация для разведчика».

— Как тщательно готовился «поиск»?

— Четыре опытных человека ходили на передовую и подбирали место для перехода. Если не находили, то в следующую ночь шли уже в другое место. Место для вылазки подбирали очень тщательно, причем если немцы их заметили, то все, в это место даже не суемся.

Но к опытным разведчикам всегда добавляли новичков, чтобы те учились. По возрасту у нас была одна молодежь. Самому старшему, Плетникову, было всего двадцать четыре года, но он нам казался взрослым и очень опытным.

Наши офицеры в «поиск» сами никогда не ходили, но авторитет у них был. Как я уже говорил, строгого разделения на группы у нас не было. Старший группы сам подбирал людей и предлагал им пойти, но отказываться было некрасиво, поэтому никто ни разу и не отказывался. Новички начинали с группы прикрытия, опыта же нет еще. Ну и должны были таскать «языка», а если придется, то и раненых или убитых.

Помню, что когда в первый раз пошли, то у меня сердце так стучало, что я его только и слышал. Во второй уже меньше, а в третий я и забыл про сердце, хотя страшно было очень… Когда я слышу, что кто-то бахвалится: «Да я вот так запросто в разведку…», мне просто смешно, ведь ты же сам идешь в лапы к врагу, и с любой стороны тебя могут в любой момент прихлопнуть…

В нашей роте служили только славяне. Причем если человек был в оккупации, то вначале чувствовалось некоторое недоверие, правда, только до первого «дела». Рота была очень дружная, но с кем-то особо подружиться я просто не успел, ведь все время постоянно были заняты. Но сплоченность была настоящая, как говорится, один за всех, и все за одного.