Метаморфозы. Новая история философии - Алексей Анатольевич Тарасов

он всегда остаётся организмом с биологической точки зрения. Можно также увидеть в Т. Р. Мальтусе источник такого взгляда на природу, который привёл к «социальному дарвинизму» с его социальной борьбой за существование, выживанием наиболее приспособленных и т. д.

Мальтус полагал, что Кондорсе и Годвин в своих утопических спекуляциях достигли стадии, которая предполагала безграничный прогресс и полное отсутствие борьбы между людьми: ни болезней, ни сексуального влечения, ни забот. Они зашли слишком далеко в удалении человека от природы[142]. Несмотря на то, что Мальтус смягчил свою доктрину в более поздних изданиях «Опыта», в целом она изменила представление о благожелательной гармонии с природой на неумолимый дисбаланс между природными ресурсами и потребностями человека – как в пище, так и в сексе. Именно это учение послужило важным катализатором для развития эволюционной теории. Оно обеспечило существенное изменение перспективы для того, чтобы раз и навсегда поместить человека в природу.

Известно, что опровержения теории Мальтуса сыпались непрерывным дождём в течение 30 лет после первой публикации «Опыта» (в 1798 году). Возникшая в результате полемика распространилась повсюду. Идеи Мальтуса были столь же распространены в первой половине XIX века, как идеи Фрейда в веке XX. Одна только частичная библиография полемики (1793–1880) занимает 30 страниц. Но информация из Google Ngram Viewer показывает, что это не идёт ни в какое сравнение с популярностью Мальтуса, как положительной, так и отрицательной, в XXI веке (Рис. 3).

Рис. 3. Количество упоминаний в научной литературе Мальтуса по данным Google Ngram Viewer.

В первом издании «Происхождения видов» (1859) первые главы посвящены Ч. Дарвином вопросам изменчивости при одомашнивании и в естественных условиях, а в резюме к ним говорится, что «в следующих главах будет рассмотрена борьба за существование между всеми органическими существами по всему миру, которая неизбежно вытекает из их высокой геометрической способности к увеличению. Это доктрина Мальтуса, применяемая ко всему животному и растительному царствам… Рождается больше, чем может выжить. Это приводит к борьбе за существование; любая незначительная благоприятная вариация приведёт к увеличению шансов на выживание и будет естественным образом отобрана, и эта новая форма будет передана будущим поколениям».

В 1960-х годах датский экономист Эстер Босеруп (1910–1999) фактически перевернула мальтузианскую логику с ног на голову, заявив, что сельскохозяйственное производство имеет экологически гибкие пределы, а землеустроители реагируют на локальное демографическое давление интенсификацией землепользования, что демонстрируется бесчисленными примерами. И что, наоборот, сокращение местного населения (например, из-за эмиграции рабочей силы) может фактически привести к ухудшению состояния окружающей среды из-за упадка «земельного капитала» или поворота к менее трудоёмким, но разрушительным практикам хозяйствования, таким как вырубка лесов для выпаса скота.

Сегодня политика перенаселения многих «напрягает». Мальтузианская мысль была жизненно важной основой международного экологического движения в 1970-х годах, и мы можем видеть её следы в «этике спасательной шлюпки», идее «космического корабле «Земля», «пределов роста», озабоченности по поводу опустынивания, изменения климата и других «тропах» экологического дискурса. Консерваторы отвергают неомальтузианство за его этику, направленную против экономического роста, а также принудительные усилия по планированию семьи и ограничению рождаемости, в то время как «прогрессисты» всё время припоминают его расистский и неоколониальный подтекст. Вместе с тем, показатели рождаемости в целом снижаются во всём мире, что также ослабляет актуальность контроля над рождаемостью.

Мальтус недвусмысленно говорил о политических последствиях: если нищета и голод действуют как естественные «сдерживающие факторы» для населения, то бедные служат своего рода буфером между этими «сдерживающими факторами» и остальным обществом. Таким образом, повышение социальной справедливости лишь распространит это несчастье на большее число людей. По этой причине он выступал против расширения социальной поддержки низших классов. Анализ Мальтуса был опровергнут Карлом Марксом. Он утверждал, что «естественный» закон народонаселения на самом деле является законом, присущим капитализму. Томас Мальтус был, прежде всего, экономистом, чьи теории были разработаны для поддержки капиталистического развития и «натурализации» бедности, которую оно вызывало, вместо того, чтобы приписывать такую бедность политической и экономической системе. Во времена Мальтуса буржуазное общество всё больше «отчуждало» население от земли, тем самым подготавливая почву для более интенсивной эксплуатации как природных, так и человеческих «факторов» производства. Как средство или инструмент защиты такой системы эксплуатации людей и природы, отрицающий при этом любую возможность улучшения, и возникла мальтузианская теория (закон) народонаселения, «самая грубая и варварская теория, которая когда-либо существовала», по выражению Ф. Энгельса, специально разработанная для того, чтобы заставить людей принять суровые законы политической экономии.

Именно в ответ на теорию Мальтуса Энгельс разработал концепцию «резервной армии труда» или «относительного избытка населения» (в работе «Положение рабочего класса в Англии» 1845 года), которая должна была стать центральной в марксистской политической экономии. Низкая заработная плата и бедность объяснялись здесь не перенаселением в отношении поставок продовольствия, а перенаселением в отношении занятости. Следовательно, именно в противовес мальтузианству понятие «пролетариата» впервые отчётливо появляется в марксизме. Фабричные рабочие в Англии жили в это время в нищете и страдали от голода и болезней.

Вследствие всего этого, с точки зрения Маркса и его последователей, экологические ограничения не являются транс-историческими, но всегда относятся к данному конкретно-историческому способу производства. Неполно занятое «избыточное население», описанное Мальтусом, было необходимым результатом, утверждал Маркс, противоречий капиталистической конкуренции. Вместе с тем, нельзя не отметить, что Маркс всего лишь исправил, но не отбросил мальтузианское предположение о том, что человечество не способно существенно изменить физические параметры среды своего существования, в рамках которой оно выживает и процветает. В этом смысле Маркс является наследником тех, кого он, казалось бы, беспощадно критиковал – Джозефа Пристли, Уильяма Пейли, Томаса Мальтуса и Уильяма Уэвелла. Все они очень сильно отличались друг от друга по своим политическим позициям (как и Маркс от них!), но, как правило, рассматривали природу как единую систему, которая действует в соответствии со своими собственными экономическими принципами, чтобы максимально использовать доступную энергию. Действительно, все они верили, что для возможности систематического научного исследования требуется систематическое видение природы. Они продолжали линию мысли, которая была характерна для периода до «великого разделения наук», а именно ту, согласно которой биология и экономика – это одно и то же, части единой системы «экономики природы».

Так же и «естественный отбор» и «невидимая рука рынка» были двумя концептами в рамках одного знания. Невидимая рука и естественный отбор впервые столкнулись «лицом к лицу» в дебатах об эффективности свободной торговли в начале XIX века в Великобритании. Вопрос стоял о том, как экономической системе, которая предположительно способствует свободному обмену товарами и услугами, могут периодически возникать депрессии? Разве свободная торговля не