«Крысиный остров» и другие истории - Ю Несбе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он запил, но не вошел во вкус — вместо этого стал ходить на собачьи бега, хотя терпеть не мог собак. Именно с тех пор игромания приобрела реальные масштабы. Не в денежном выражении, ведь Кен больше не был кредитоспособен, да и в любом случае ему было бы сложно максимально выгодно закрыть ту сделку с апельсиновым соком. На азартные игры он тратил все свое время и силы. За короткий срок его затянуло в водоворот игромании — он оказался на самом дне. То есть предполагаемом дне. Ведь на данный момент падение не остановилось, и если смотреть на происходящее с оптимизмом, вполне возможно, дна и вовсе не существовало.
Кен Абботт профинансировал усиливающуюся страсть к азартным играм, придя к единственному человеку, который, кажется, так и не понял, что произошло, — к своему отцу. Ведь сын обнаружил, что Эмерсон Абботт обладает чудесной способностью: умеет забывать. Каждый раз, когда Кен стучал в дверь, отец словно впервые видел, как тот стоит на пороге и просит денег. Да как будто он вообще впервые там стоит.
Кен вытащил иглу шприца из пластиковой крышки.
— Помнишь, как это делается? — Голос отца перешел в хриплый шепот.
Кен попытался улыбнуться. Он терпеть не мог уколы, иначе так и не завязал бы с кокаином, но шел до конца. Естественно, он не горел желанием вступать в «Клуб 27»[22], к Джими Хендриксу, Курту Кобейну и Джимми Моррисону, но, к сожалению, подобно Оскару Уайльду, он мог сопротивляться всему, кроме соблазнов. А сейчас его задача — подавить рвотный позыв от вида шприца. Но выбора нет — тут вопрос жизни и смерти.
— Помню-помню, — сказал Кен. — Напомни. Мне надо сосуд нащупать?
Отец помотал головой. Он задрал штанину и указал на голень — по двум мелким точкам было видно, где проколота кожа. Из одной слегка сочилась кровь.
— Забудь про сосуды, делай уколы возле места укуса. Небольшими порциями, тремя или четырьмя. Затем одну в бедро.
— В бедро?
Даже в таком состоянии отец сумел посмотреть на Кена столь ненавистным ему, полным отчаяния взглядом.
— Ближе к сердцу, чем к месту укуса.
— Папа, а ты уверен, что это египетская кобра? Вдруг это такая…
— Какая?
— Не знаю… бумсланг или еще кто-нибудь в этом роде.
Эмерсон Абботт попытался рассмеяться, но лишь закашлялся.
— Бумсланг — мелкий зеленый паразит, который целыми днями висит на деревьях, Кен. А та была черная и ползла по земле. И у бумсланга яд содержит гемотоксины — у меня бы кровь изо рта, ушей и жопы лилась. Разве не помнишь — мы это проговаривали?
— Просто хочу убедиться до того, как вкалывать шприц.
— Конечно. Извини.
Отец закрыл глаза.
— Надеюсь только, ты не считаешь эти недели потерянным временем.
Кен замотал головой; да, так он и считает. На самом деле он ненавидел каждую секунду из проведенных здесь двадцати шести дней, ненавидел жару, долгие дни, когда он бродил по змеиной ферме следом за отцом и темнокожим седеющим управляющим, которого родители — вероятно, не без черного юмора — решили окрестить Адольфом. Говорящие нараспев голоса влетали в одно ухо и вылетали в другое: о зеленых и черных мамбах, о ядовитых зубах спереди и сзади, о том, какие могут тебя укусить, если будешь держать их вниз головой за хвост, о том, какие едят мышей, а какие — птиц. Ему было насрать, из Египта кобры или из Мозамбика, — он знает, что их дико много и что, наверное, у его отца крыша поехала, когда он эту ферму купил.
По вечерам отец и Адольф с трубками сидели на веранде перед домом, слушая крики зверей, а Адольф рассказывал о них легенды по мере того, как те появлялись. Когда всходила луна и Кена передергивало от леденящего кровь гогота гиен, Адольф рассказывал о зулусах, которые считали змей духами мертвых и пускали их в дома, о племенах из Зимбабве, не убивавших питонов, поскольку это могло повлечь долгую засуху. Когда Кен посмеялся над подобными суевериями, отец рассказал об отдаленных районах Северной Англии, где по-прежнему практиковали древний ритуал. Если кто-то замечал гадюку, ее тут же убивали, обводили кру́гом, внутри его чертили крест и читали 68-й псалом. И Кен изумленно смотрел на отца — тот стоял на веранде и кричал во тьму джунглей:
— Да восстанет Бог, и расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его. Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божия…
Вновь крикнула птица. Она сидела на верхушке дерева — белая птица с длинным клювом и красным гребешком, похожая на петуха.
— Разве не странно, как мало мы с тобой друг о друге знаем, Кен?
Кен вздрогнул. Отец словно озвучил его мысли. Отец вздохнул:
— Мы так и не успели познакомиться. Меня… никогда не было рядом, так ведь? Жалко, что отцов не бывает рядом.
Последнее предложение повисло в воздухе и требовало ответа, но у Кена его не было.
— Ты меня ненавидишь, Кен?
Резко стихло жужжание насекомых, будто все они замерли, затаившись.
— Нет.
Кен поднял шприц и выпустил из него воздух, пока по игле не потекли капли.
— Ненависть тут ни при чем, пап.
Эмерсон Абботт проснулся рано утром, взглянул на спящую жену, словно пытался вспомнить, кто она, встал и подошел к открытому окну, посмотрел на деревья в парке, напрасно тянувшие растопыренные черные ветви к серому зимнему небу, на мокрый асфальт вдали, блестевший в свете фонарей, сгорбленных под ветром.
Плохие времена, времена утешения, — людям нужны дешевые враки и мечты, а поскольку он продавал самые дешевые, издательство процветало. Поступило предложение от американской компании. Семья владела издательством на протяжении трех поколений. Эмерсон Абботт улыбнулся. Он залез на подоконник, порывом ветра штору обмотало об его ногу, и он чуть не упал. Схватившись за водосточный желоб, он, дрожа, встал в полный рост. Сбоку долетал дождь — кожу словно пощипывали ледяные иголки. Он открыл рот. На вкус как пепел. Он знал: настало время сделать решительный шаг. Затем он закрыл глаза.
Когда он вновь их открыл, развод с Эммой уже состоялся. Теперь она носила фамилию Айвз — не девичью, а нового супруга. Он переехал туда, откуда съехал Эмерсон, поскольку дом по мировому соглашению достался ей. Американцы сняли вывеску с фамилией Абботт над входом в издательство. Они решили взять свое название, а Эмерсон в целом был только рад, что выходящая там продукция больше не будет лежать бременем на его фамилии. Через друга он купил змеиную ферму в Тули, на востоке Ботсваны. Он ничего не знал о змеиных фермах — только то, что они снабжают змеями змеиные парки и лаборатории, производящие сыворотку, спасающую людей от смерти в результате укуса змеи, и что предприятие это не особо выгодное.