Конец Европы. Вместе с Россией на пути к многополярности - Валерий Михайлович Коровин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь рассмотрим ситуацию в постсоветской Европе. Большую часть XX столетия там разворачивались баталии за победу между сторонниками одного из двух проектов. Но сначала либерализм и марксизм (советизм) совместно расправились с фашизмом, и только после устроили схватку друг с другом за, ни больше ни меньше, глобальное доминирование в мире. Результат всем известен: либерализм одержал верх, и стал единственной, доминирующей политической теорией Модерна. Тут-то и обнаружились все издержки такого доминирования, вскрылся и был зафиксирован весь кошмар и бесчеловечность либерализма, до своей полной победы прикрывавшегося маской «благой» демократии, «свободы» (Liberté) и так называемого «развития».
Сегодня всем, кроме агентов и адептов либерализма очевидна его чудовищность, тоталитарность, жестокость и волюнтаризм. Закалившись в борьбе со своими конкурентами — марксизмом и фашизмом, — либерализм впитал в себя все самые жёсткие и тоталитарные их проявления. По сути он и был таковым изначально, лицемерно изображая свою «особость» и «отличность» от своих оппонентов. Сейчас, когда оппоненты разгромлены, скрывать больше нечего и незачем. Подлинная сущность либерализма, столь же жёсткого, нетерпимого и тоталитарного, как и его поверженные оппоненты, обнажилась во всей полноте.
Теперь оценим идеологические трансформации Европы в прикладном аспекте. После окончательной победы, либерализм стал не просто единственной идеологической моделью, но данностью без какой-либо альтернативы. То есть идеологией по умолчанию. Фактически либерализм — это уже не одна из трёх политических теорий, а самой собой разумеющейся, «естественный» набор взглядов и воззрений. Это смысловой код, эпистема современного мира, который теперь рассматривается как либеральный по факту исторической победы. Либерализм — это и есть на сегодня отсутствие идеологии. Запрет на идеологию, присутствующий в конституциях тех или иных государств, — это фактически запрет на альтернативу либерализму, то есть на марксизм и фашизм. Нет никакой идеологии — это значит есть только либерализм — Liberté — и больше ничего. Жёстко. Безапелляционно. Без всяких разговоров. Только либерализм — как системная, мировоззренческая матрица на пути к глобальному либеральному человечеству, либо «мы летим к вам».
Тоталитарная суть либерализма очевидна всем, кто хоть раз задумывался на эту тему, однако не все сегодня понимают, как с этим быть. Это касается не только Европы в целом и Восточной Европы в частности, но и постсоветского пространства. Однако выбор альтернативы либерализму, оказывается, не велик, если мы продолжаем оставаться в рамках Модерна. Если не либерализм то… что? Рассмотрим варианты. Если не либерализм, то марксизм, он же советизм, как форма реального политического воплощения марксизма в истории. Именно потому, что марксизм был реализован в советском проекте, он имеет конкретные — исторические, эстетические, политические, культурные — зафиксированные признаки. То есть, если марксизм, — значит советизм. А советизм мы все уже видели, проходили, с ним всё понятно. К тому же марксизм — это та же глобализация, только на чуть иных основаниях, не на базе атомарного индивида, а на базе доминирующего класса труда, Egalité, — тотальное равенство, да к тому же без комфорта и благосостояния, которых, впрочем, и так и так нет, но каждый надеется, что всё же обретёт их за счёт другого, чего при тотальном Egalité не предполагается по определению.
И тут сознание невольно обращает внимание на вторую альтернативу: а что если… если не либерализм, и не марксизм-советизм, то… Не может быть, но других вариантов нет. То… фашизм? Фашизм. Фашизм! А почему нет? А что ещё?! Пройдя через горнило советского эксперимента, ужаснувшись восторжествовавшим по праву сильного либерализмом, но всё ещё по инерции оставаясь в рамках Модерна, Европа в целом, Восточная Европа в частности, а за ними постсоветское пространство выбирают фашизм.
Конечно, успокаивают они себя, у нас будет не такой фашизм — без газовых камер, концентрационных лагерей и расовой теории. И это в основном действительно так, ведь всё, что связывают с ужасами фашизма, а на самом деле германского национал-социализма, — есть следствие конкретного исторического опыта конкретной исторической политической силы, а именно нацистской партии Германии середины прошлого столетия, и не является неотъемлемой частью третьей политической теории или составляющей идеологии фашизма. Напротив, в эпоху победившего минимального гуманизма, всё, в том числе и все виды идеологий, выстроенных на основе третьей политической теории, гуманизировано до предела.
Но апологеты либерализма ничего и слышать не хотят о какой-либо альтернативе. В их картине мира третья политическая теория — это фашизм, нацизм, Гитлер, газовые камеры и холокост. А чтобы вообще больше не повадно было искать альтерантиву, к ним же приравнивается советизм, который есть сталинизм, а значит ГУЛАГ, которой равен концлагерю, то есть опять Гитлер и холокост с газовыми камерами — теорема доказана, альтернативы либерализму нет. Но это только в головах у либералов.
В действительности же гуманизированная Европа, пройдя через фашизм, советизм и ужасы либерализма, неизбежно вновь возвращается к фашизму, блуждая в трёх соснах трёх политических теорий Модерна. Чего уж говорить о постсоветском пространстве, где настолько «наелись» советизмом, особенно в его выродившейся, постсталинской версии, что до сих пор не могут прийти в себя. При этом либерализм настолько омерзителен и неприемлем, что ничего кроме как вновь обратиться к фашизму им не остаётся. Тем более именно в фашизме, как и прежде, народы Европы видят возможность для сохранения собственной идентичности, пусть не легальную, но хоть какую-то. А поскольку народы и этносы в Модерне остаются вне закона, то по факту происходит принудительная политизация реально существующих народов и даже этносов через отождествление их с политической нацией и присвоение им политических атрибутов государственности. Отсюда перекосы в виде нетерпимости к представителям иных этнических групп и народов, лишение их политических и даже гражданских прав, свойственных гражданам политических наций, что мы наблюдаем, например, в Прибалтике. Но это уже из разряда эксцессов, которые, впрочем, происходят тем чаще, чем чаще народы Европы, за неимением лучшего, обращаются к третьей политической теории с её политической нацией, политическим договором и исторической целью-миссией, как к альтернативе либерализму и марксизму. Поэтому —