Призыв - дело серьезное. Ошибка в ритуале - Любовь Черникова

Вездесущий! Наверное, каждая девушка втайне мечтает, чтобы на нее вот так посмотрели хотя бы разок!

А как же он хорош в этой черной рубашке, обтягивающей могучие плечи и развитый торс, сквозь небрежно расстегнутый ворот видна грудь, покрытая темными волосками, подкатанные рукава открывают сильные предплечья. Светло-голубые джинсы сменили боевические кожаные штаны, но подчеркивают стройные ноги ничуть не хуже. Подборок покрывает легкая щетина, придавая светлому слегка бандитский вид.

Хорош! Невероятно хорош! От такой диковатой мужской красоты аж горло перехватывает и ладошки потеют, а в ногах образуется предательская слабость. И что-то мне кажется, что я до него недотягиваю, и платье уже не кажется таким красивым…

Сомнения наваливаются скопом. Едва сдерживаюсь, чтобы не сбежать. Не знаю, что именно помогает собраться в последний момент и придает уверенности. То ли выпитый «Блюмен-тор» наконец дошел до нужного места, или же так подействовал снисходительно-покровительственный взгляд Люсиль Берки, которым та меня мерит?

Поднимаю повыше подбородок и так же размеренно шагаю навстречу светлому, затылком ощущая, как приотстают Гейл и Жак. Останавливаюсь только когда до Ареса остается полшага. Нет, чуть раньше, но он делает еще один и оказывается намного ближе, чем рассчитывала. Коварный и подлый прием!

Собираюсь выдать что-нибудь дерзкое. Ну или просто ехидно поинтересоваться, нравится ли ему мое платьице? Или, на худой конец, спросить, не связал ли он себя и с Люсиль тоже, а то как-то подозрительно часто блондинка номер один обнаруживается рядом. Но вместо этого просто вдыхаю полной грудью теплый мужской запах и молчу, а волнительная, никому не заметная внутренняя дрожь пробегает по телу.

— Я снова хочу тебя целовать, Ирис. Очень, — тихо выдает Арес вместо приветствия, легонько проводит ладонями по моим обнаженным плечам, и все мои мысли словно теплым ветром уносит.

Именно в этот момент музыканты начинают играть совсем другую мелодию. Новую. Плавную и совершенно незнакомую. Петь начинает Даяна Кранк, пока Гас стоит в сторонке в своей излюбленной позе, наклонив голову и будто спрятавшись за упавшими на лицо волосами.

Некромантка творит настоящую магию своим голосом, а слова песни настолько западают в душу, что я невольно отрываюсь от Ареса и шагаю вперед — ближе к сцене. Светлый рядом, его теплая рука ложится на мою талию.

Даяна поет так, словно действительно испытывает боль, даже слезы блестят в ее глазах. Все-таки есть что-то надрывное в этих ребятах, которые из-за своей магии то и дело вынужденно заглядывают за грань жизни и смерти. Отсюда и специфические шутки, и вот такие, рвущие души в клочья, песни…

Вторую партию исполняет Тамбертон-Экрю, окончательно добивая меня. Нет, он не настолько нежен и лиричен, как Дайана. И мне кажется, что мое сердце действительно режут на куски, особенно когда мы встречаемся взглядами, и к горлу подступает ком.

Музыка уже давно не медленная и не плавная, голоса певцов сливаются воедино в идеальном дуэте. Отмечаю, как бриллиантами сверкают дорожки слез на щеках Люсиль Берки, а сама она поднялась и покачивается в такт музыке, обняв себя за плечи и не сводя взгляда со сцены, где, глядя друг на друга, в унисон поют двое. И поют так, что им веришь:

Ветер свежий унесет мою боль…

Я был бы с тобой… Я была бы с тобой… Я был бы, но…

Последняя строчка больше похожа на шепот, и слезы невольно чертят дорожки на моих щеках. Арес внезапно тянет меня куда-то в сторону, обходя сцену сбоку. Я все еще во власти голосов и музыки, и покорно переставляю ноги, чувствуя себя вывернутой наизнанку и выжатой словно белье на веревке.

— Ирис, нам надо поговорить. Серьезно поговорить, — доносится до меня словно откуда-то издалека голос, и это отрезвляет.

Встряхиваюсь, словно сбросив темные чары, и осматриваюсь.

Мы с Аресом стоим у заднего выхода из таверны. Пустой двор освещает одинокий, хоть и яркий фонарь, над которым вьются мотыльки и другие мелкие насекомые. Из-за плотно прикрытой двери доносится приглушенная музыка, на этот раз куда более веселая

— Да, надо, — запоздало соглашаюсь с предложением серьезно поговорить.

Слишком много между нами недосказано. Это правда.

Ночь необычайно тепла и напоена ароматами цветов, но я все равно ощущаю легкий внутренний озноб и подавляю желание обхватить себя руками. Вездесущий, кто бы мне раньше сказал, что простая песня может вот так пронять до донышка? До самого костного мозга?

Арес выводит нас на улицу окольными путями, минуя собравшихся у главного входа шумных адептов, вышедших подышать свежим воздухом. Некоторое время мы молча куда-то двигаемся, но светлый больше не держит меня за руку, не пытается обнять. Мимо проносятся редкие магикары, и иногда встречаются ночные охотники — подвыпившие завсегдатаи местных заведений, что выползают на улицы, после наступления темноты, словно йархи в коридорах нашей академии. Некоторые даже начинают развязно улыбаться, завидев девушку в красивом платье, но быстро теряют интерес, наткнувшись взглядом на внушительную мужскую фигуру, идущую на шаг сзади. И я замечаю на их лицах разочарование. Ни один не пытается заговорить, уступая дорогу более сильному хищнику. Отчего-то именно такая ассоциация рождается в моей голове.

Мощеная плоским камнем дорога то взбирается на холм, то спускается. Мы идем мимо каменных трехэтажных зданий. Ставни на первых этажах в большинстве из-них закрыты и светятся едва заметным рисунком охранок — здесь располагаются торговые лавки, конторы и прочие учреждения, прекратившие свою работу на ночь.

Вдали на фоне темного неба выделяются остроконечные башни и шпили городской ратуши, на которых день и ночь развеваются без ветра белые полотнища флагов с золотым изображением песочных часов — таких же, как и те, что горят на моем запястье.