Диана де Пуатье - Филипп Эрланже

Старый император, который после осады Меца пришел в уныние и подумывал об отречении, увидел перед собой новые грандиозные перспективы. Господь внял его мольбам в тот момент, когда он уже собирался отступиться. Мария Тюдор не только вернула Англию в лоно католической церкви, она также согласилась выйти замуж за своего кузена Дона Филиппа, единственного наследника Цезаря. Ребенок, рожденный в этом браке, соединял бы под одной эгидой Испанию, Нидерланды, Англию, Великую Индию! Осажденная со всех сторон Франция останется беспомощной, мир полностью изменится.

И вот Мария забеременела! Увы! Это была лишь иллюзия, вызванная нервным ожиданием, и Карл Пятый, еще раз лишившись мирового господства, пал духом и стал стремиться к заключению мира.

Мир!.. Не только он мечтал о нем. Юлий III заклинал принцев-католиков соединиться, наконец, в борьбе против еретиков и неверных. Во Франции бремя налогов стало так же невыносимо для знати и духовенства, как и для простолюдинов.

Коннетабль понял, что это его шанс. Он досаждал господину своими увещеваниями, «не давал ему прохода». Лучшей возможности положить конец беспочвенному конфликту, когда император торопится сложить свою ношу, когда папа и королева Англии предлагают себя в качестве посредников, нельзя было и представить. Но тем временем Гизы, Диана и королева подготавливали почву для начала новой итальянской кампании.

Седьмого марта 1555 года Жан д'Авансон, господин де Сен-Марсель, советник Парламента Гренобля и интендант госпожи де Валентинуа прибыл в Рим в качестве посла Христианнейшего короля. В действительности, ему было поручено вновь разбудить страсти… и защищать интересы герцогини в отношении Кротона.

Юлий III умер 23 марта, в тот самый день, когда Монморанси вырвал у короля согласие начать переговоры. Это было как нельзя более под стать замыслам поджигателей войны.

После двух церковных соборов, прошедших в атмосфере необыкновенного оживления, кардиналы выбрали сначала Марцелла II, который практически сразу же умер, затем восьмидесятилетнего кардинала Караффу — Павла IV — неистового врага Испании.

Новость вызвала огромное воодушевление при дворе, не оставив равнодушными ни партию Гизов, ни даже мудрую принцессу Маргариту, сестру короля. Генрих колебался, его волеизъявление дрейфовало, как лодка во время бури. Неудачные переговоры, проведенные в Марке, как будто бы вдруг помогли ему определиться: Его Величество объявил, что готов к ведению кровопролитной, жестокой войны. Затем его вновь одолели сомнения.

Отсюда берет свое начало трагикомедия, доказывающая, что ошибались те историки, которые считали слабого любовника Охотницы обладателем собственной политической тактики. Истинный борец за мир, Монморанси тайком возобновил переговоры. Сделал он это в такой тайне, что его господин мог лишь догадываться о происходящем, а его соперники вовсе ничего не знали. В то же время другая партия втянула папский престол в Новую войну.

Павел IV объявил, что в сердце он француз, и стал преследовать тех, кто пользовался испанским покровительством. Этого счастливого часа Валуа ждали целых шестьдесят лет. Мыслимо ли было не воспользоваться таким шансом? Диана и Гизы уговорили короля, и кардинал Лотарингский отправился в Рим для того, чтобы сформировать там наступательную и оборонительную лигу.

Все старания коннетабля преградить путь этому потоку не увенчались успехом. Авансон, опасаясь его происков, быстро составил договор, отдал его на подпись Папе и сам его подписал, не дожидаясь прибытия кардинала (14 октября 1555 года). Последний был в ярости, но его брат в письме попросил его «никак не показывать господину д'Авансону, что, так поспешив, он совершил ошибку… тем более что королю это бы не понравилось, так как он сам хотел поддержать его в этом деле, и госпожа де Валентинуа того же мнения».

Пятнадцатого декабря Карл Лотарингский приложил королевскую печать к этому договору, причем было решено, что «принц, который приедет в Италию (Гиз), станет главой Лиги».

Кроме того, несколько дней тому назад Колиньи и аббат де Басфонтен встретились с двумя испанскими полномочными представителями, Карлом де Лаленгом и Симоном Ренаром. Согласие было достигнуто очень быстро. Именно Восельское перемирие оставило Франции все ее завоевания, Три епископства, Савойю, Пьемонт, Монферрат, территории в Тоскане и Пармезане. Это стало звездным часом Валуа в Европе, увенчанием политики, проводимой со времен Карла VIII, неожиданной расплатой за все страдания, потери денег и крови.

Генрих подписал договор, Карл Пятый подтвердил его, прежде чем удалиться в Юстский монастырь, где он будет проводить время в попытках забыть о своей тщеславной мечте. Его отречение произошло 25 октября. Совершив этот потрясающий поступок, человек, который так пылко стремился к объединению Христианского мира, как будто бы «смирился с приговором судьбы, так как, вынужденный разделить свои переходящие по наследству владения, он предпочел сделать своего сына королем испанской нации и оставить непостоянное владычество в Европе своим наследникам по боковой линии».146

* * *

Узнав о заключении перемирия, кардинал Лотарингский в бешенстве вскричал:

— Коннетабль победил в этой игре!

Что же касается короля Франции, то он представал в довольно странном виде, подписав за один месяц два абсолютно противоположных по значению договора.

Несчастный король никак не мог избежать дерзких замечаний кардинала Лотарингского и жалоб своей жены, во всеуслышание обвиненный Папой в измене!

У нас нет доказательств тому, что голос Дианы также звучал в этом хоре, но вряд ли можно в этом сомневаться: фаворитка оставалась союзницей Гизов и папского престола, которому она во что бы то ни стало хотела продать свое призрачное Кротонское маркграфство.

Именно в этот момент Генрих нашел прибежище в новом любовном приключении с Николь де Савиньи, баронессой де Сен-Реми, которая родила от него сына, отдаленного предка графини де Ла Мот, героини дела о бриллилантовом колье.147 Тем не менее он не признал этого ребенка — Амадис тотчас же вернулся к своей богине.

Все сторонники военных действий Франции и Италии беспрестанно плели интриги. Наслушавшись их речей, Генрих начинал испытывать угрызения совести, упрекал коннетабля, но затем вновь подпадал под влияние своего «первого советника». Несмотря на страдания, которые Монморанси причиняла непрекращающиеся инсинуации, он продолжал яростно сражаться. Его укоряли в том, что он незаконно лишил младших детей короля графств, которые они могли бы получить по ту сторону гор. Он возражал, ссылаясь на народное бедствие и взывая к экономии средств. Король заявил, что ребенок, которым Екатерина была беременна в том году (будущий герцог Алансонский), станет кардиналом!