Заточенный с фараонами - Говард Филлипс Лавкрафт

Хотел бы я хоть раз пройтись по венерианским джунглям и не озираться по сторонам, опасаясь внезапного их появления с проклятыми стрелами. У нас с ними сохранялись вполне нормальные отношения до той поры, как мы начали собирать кристаллы, – но теперь они нам довольно-таки часто досаждают, осыпая нас своими стрелами и перерезая наши трубы водоподачи. Все больше я склоняюсь к выводу, что и у них есть какие-то особые датчики вроде наших кристаллодетекторов, ведь не было случая, чтобы они нападали на людей, у которых при себе не было кристаллов, – исключая разве что предупредительную стрельбу с дальнего расстояния…

Около часа дня выпущенная из чащи стрела едва не пробила мой шлем, и на секунду мне показалось, что в моей кислородной трубке дыра. Эти хитрые твари умудрились не издать ни звука, но я увидел, что меня окружают трое. Я прикончил их, очертив в воздухе круг своим огненным пистолетом, потому что засек их, хотя цветом они сливалась с листвой джунглей. У одного из них рост оказался добрых восемь футов и хобот, как у тапира. Другие два были нормальными семифутовыми. Пока они только и могут что брать нас числом. Но ведь даже один полк солдат, вооруженных огненными пистолетами, мог бы устроить тут адский пожар. Удивительно, правда, как это именно им удалось занять господствующее положение на планете. Почему им, а не другим живым существам, находящимся на более высокой ступени развития, чем ползучие аркманы и скора или летающие тука с другого континента, – если, конечно, в пещерах Дионейского плато не таится еще кто-нибудь.

Около двух часов мой детектор отклонился к западу, где была россыпь кристаллов. Этим также подтверждалась верность выводов Андерсона, и я сменил курс. Идти стало труднее – не только оттого, что пришлось подниматься на гору, но и потому, что на пути теперь попадалось больше живности, да и плотоядная растительность стала гуще. Я безжалостно рассекал ножом угратов и давил скора, и мой кожаный комбинезон весь был испещрен плевочками лопнувших даро. Солнечные лучи почти не пробивались сквозь туман, поэтому слякоть под ногами совсем не высыхала. Всякий раз, когда я делал шаг, моя нога увязала в грязи дюймов на пять-шесть, и всякий раз я не без труда вытаскивал ее с чавкающим звуком. Хоть бы кто-нибудь изобрел для нас костюмы, более подходящие для здешнего климата, чем эти кожаные доспехи. Ткань, конечно, тут быстро сгнила бы, но вот тонкому нервущемуся металлизированному материалу – вроде моего нержавеющего рулона-журнала – тут бы цены не было.

Поел я примерно в 3.30 – если, конечно, можно назвать едой эти проклятые пищевые таблетки, которые пришлось проталкивать в рот под кислородную маску. Вскоре я заметил в окружающем пейзаже кардинальную перемену – яркие и, похоже, ядовитые цветы приобрели разные оттенки и сплелись в венки. Очертания предметов начали ритмично пульсировать, вокруг появлялись яркие световые точки и танцевали в медленном ровном темпе. Потом стала меняться температура воздуха, которая поднималась и снижалась в унисон с завораживающе-ритмичной барабанной дробью.

Всем мирозданием, казалось, овладела глубокая пульсация, которая наполняла каждый уголок пространства и проникала в мое сознание и тело. Я утратил равновесие и зашатался, причем от того, что я крепко зажмурил глаза и зажал ладонями уши, ничего ровным счетом не изменилось. Тем не менее я сохранял ясную голову и через несколько минут понял, что произошло.

Я просто наткнулся на одно из удивительных миражетворящих растений, о которых слышал так много всяких историй. О них меня предупреждал Андерсон, и он очень точно описал их внешний вид: мохнатый стебель, длинные острые листья и пестрые цветы, чьи дурманящие испарения проникают в любую из существующих типов кислородных масок.

Вспомнив, что произошло с Бейли три года назад, я на мгновение запаниковал и начал метаться в узилище безумного непонятного мира, который соткали вокруг меня дурманящие испарения этих цветов. Но вскоре я взял себя в руки и сообразил, что мне надо всего только отойти от опасных цветов – подальше от источника гипнотических пульсаций – и вслепую прорубать себе тропу, не обращая внимания на извивающиеся вокруг меня стебли, пока я не вырвусь из опасной зоны действия цветка.

Хотя все вокруг угрожающе пустилось в круговерть, я постарался не терять направление и продираться вперед. Мой маршрут, должно быть, был далеко не прямой, ибо прошло немало часов, прежде чем мне удалось-таки освободиться от всепроникающих чар цветка-миражетворца. Постепенно плещущие огоньки угасли, и колышущийся призрачный пейзаж обрел наконец четкие очертания. Когда я выбрался из опасной зоны и взглянул на часы, то с удивлением обнаружил, что было только 4.20. Хотя мне показалось, будто прошла вечность, все мое приключение заняло не более получаса.

Но всякая задержка в пути тем не менее была чревата опасностями, и, спасаясь от цветка, я сбился с маршрута. Теперь я вновь стал продираться вверх по склону в направлении, указываемом мне кристаллодетектором, изо всех сил стараясь наверстать упущенное время. Джунгли по-прежнему были труднопроходимыми, хотя мне попадалось куда меньше живности, чем прежде. Один раз моя правая нога попала в ловушку плотоядного цветка – он ухватился за меня так цепко, что для обретения свободы пришлось пустить в дело нож и превратить прожорливый цветок в окрошку.

Менее чем через час я увидел, что джунгли редеют, и к пяти – миновав полосу папоротниковых деревьев с низкорослой травой – я вышел на широкое мшистое плато. Теперь я убыстрил шаг, и пустившаяся в бешеный пляс стрелка детектора сообщила мне, что я подошел достаточно близко к искомому кристаллу. Это показалось мне странным, ибо большинство отдельных яйцевидных сфероидов мы находили в лесных ручьях, которых наверняка нет на этой голой возвышенности.

Плато полого поднималось вверх и упиралось в четко видный хребет. Я достиг вершины хребта около 5.30 и увидел впереди огромную равнину с лесом вдалеке. Вне сомнения, это было плато, которое пятьдесят лет назад обнаружил Мацагава во время орбитального полета и которое на наших картах называлось Эрикс, или Эриксианское высокогорье. Но мое сердце бешено забилось, как только я заметил нечто не слишком далеко от географического центра равнины – одинокую точку света, пробивающегося сквозь туман и, казалось, отражающего мощное сияние солнечных лучей, бледно-желтых в клубах тумана. Это, вне всякого сомнения, и был кристалл, который я искал, – предмет, вполне вероятно, размером не больше куриного яйца, однако содержащий в себе достаточно энергии, чтобы в течение года освещать целый город. Теперь, завидев вдали свечение, я уже не удивлялся, почему несчастные люди-ящерицы боготворят эти кристаллы. Хотя ведь они не имеют ни малейшего понятия о таящейся внутри этих минералов природной мощи.

Я перешел на бег, чтобы как можно скорее достичь неожиданного трофея, и был ужасно раздосадован, когда твердый мшистый грунт вдруг сменился тонкой хлюпающей слякотью, испещренной холмиками болотных трав и изобилующей ползучими гадами. Но я без опаски шлепал по трясине – не оглядываясь по сторонам в поисках людей-ящериц. На открытой местности мне вряд ли грозила засада. По мере моего приближения световое пятно впереди, казалось, увеличивалось и становилось ярче, но тут я начал замечать некоторую странность в его расположении. Ясное дело, это был кристалл исключительного качества, и с каждым шагом мое возбуждение усиливалось.