Над горой играет свет - Кэтрин Мадженди

Она обернулась к отцу:

— Прости меня, папа. Мне очень жаль. Но Леона правильно все поняла: после появления Мики и Вирджинии Кейт моя жизнь стала светлее. Раз мама не в состоянии их принять, значит, она не принимает и меня.

Молча развернувшись, Виктория стала подниматься по ступенькам крыльца. Отец Ребекки смотрел то на дочь, то на жену. Потом обхватил голову ладонями.

Ребекка взяла нас с Микой за руки, бросив на ходу:

— Поехали, Фредерик.

Мы залезли в машину и отбыли. Ребекка плакала, а папа гладил ее по голове.

— Больше сюда никогда, — всхлипнула она.

И действительно ни разу больше там не были. Когда родился Бобби, к нам приезжал Эрл, но Виктория так и не удостоила.

На последних заполненных страницах альбома были карточки сокурсников Ребекки по колледжу и ее фото с папой. Они вдвоем на берегу Атлантического океана.

Ребекка провела пальцем по гребешкам волн.

— У нас был замечательный медовый месяц. Океан. Волны пахли соленым ветром. Я тогда жутко обгорела, но даже этого не замечала.

Я изучила фото. На Ребекке цветастый сарафан; волосы послушно лежат на плечах, не топорщатся; шляпу она держит в руке. На папе свободная рубашка, ветер отдувает полы, у него шляпа на голове, сдвинута на одну бровь. Оба хохочут, широко разинув рты. Папа крепко обнимает Ребекку за талию. И такой он на снимке счастливый, будто все его беды и сокровенные тайны океанский ветер унес прочь. Я таким давным-давно его не видела, а жаль, лучше бы папа всегда был счастлив…

Ребекка захлопнула альбом.

— Надо добавить сюда все наши последние снимки. Нет, лучше я заведу новый. Да. Новый альбом для новой семьи.

Я улыбнулась ей.

— Спасибо, что показала мне свои фотографии.

— Не стоит благодарности. — Она взяла альбом в руки. — Чувствую, мне надо отдохнуть. Слишком много приятных впечатлений.

По пути в свою комнату я думала, какая все-таки противная у Ребекки мать. Понятно, почему она так любила своих зверей. А кого еще ей было любить? Ну разве что отца, когда он осмелел и сказал Виктории, чтобы она заткнулась.

Однако больше всего лезло в голову, как Ребекка держит на руках мертвого братика. Не хотела я об этом думать, но думала.

В день своего двенадцатилетия я проснулась на рассвете, приятно было осознавать, что я первая, остальные наверняка еще спят. С наслаждением потянувшись, я вылезла из-под одеяла и глянула из окна на акацию. Розовые игольчатые цветки уже облетели, похожие на веера ажурные листья покачивались под утренним ветерком. Надев зеленые шорты и желтую футболку с зеленой каймой, я достала дневник и записала:

Сегодня мне исполняется двенадцать. Я собираюсь съездить в библиотеку и зайти в магазин «Севен-Элевен», потратить там часть деньрожденных денег, а после мы встретимся с Джейд. Сегодня мне приснилась бабушка Фейт, она поздравила меня с днем рождения. Скорее бы наступил вечер в мою честь. Пока все.

Я заперла дневник на ключ. Это был уже второй, с белой обложкой и золотым замочком, но и в нем осталось всего несколько чистых страничек.

Я взяла мамину щетку для волос, приоткрыла дверь и прислушалась. Стояла полная тишина. Я выскользнула из дома, затворила входную дверь и села в кресло-качалку. Под первыми солнечными лучами все вокруг казалось мирным и безмятежным. Обхватив себя руками, я вообразила, что пробуждающийся мир счастлив оттого, что сегодня мой день рождения, и солнце специально для меня так волшебно озарило мир. Я стала расчесывать волосы, от макушки к концам, свисавшим до самой талии. Расчесав, заплела косичку и обмотала кончик толстой резинкой с шариками, ее мне подарила Джейд. Волосы у меня густые и тяжелые, и очень жаркие, но я как-то к этому привыкла. Тихонько покачиваясь, я отпустила свои мысли в заоблачные дали.

— Как делишки, Вистренка?

— Ой! До чего ж ты меня напугал!

Сунув руки в карманы, Мика ухмыльнулся, как тот городской придурок из фильма «Зеленые просторы», мечтавший стать фермером. Мика был мокрым насквозь, будто только что скатился кувырком с покрытого росой холма.

— Прости, что нечаянно помешал тебе витать в облаках, — лицемерно покаялся он. — И что ты тут делаешь в такую рань, Белка-поскакушка?

— Размышляю. А что ты так рано?

Он улыбнулся и подвигал бровями, папина ужимка. Присел на ступеньку, разведя колени (торчавшие остро, как у кузнечика), свесив между ними кисти рук.

— Я вообще еще не ложился.

— Это как?

— А вот так. Мы с друзьями смылись вчера на всю ночь.

— А что, если папа узнает?

— А что он мне сделает? Поругает? Или скажет, чтобы больше этого не было?

Мика встал и начал сосредоточенно пинать ступени. Потом снова на меня взглянул и снова улыбнулся, уже совсем в другом настроении, как будто темные сумерки вмиг сменились светом.

— Знаешь, что мы делали?

— И что?

— И то! — Сбежав вниз, он поднял с клумбы комочек земли и швырнул мне в ногу.

— Не смешно. — Я стряхнула землю.

— А раньше умирала со смеху. Давно ли ты стала такой чистюлей?

— Не в этом дело… просто… Ладно, проехали.

— Так что мы делали?

Он ждал, скроив серьезную мину. Но я не собиралась поддаваться на эту провокацию и плотно сжала губы. Он ухмыльнулся.

— Я тебя серьезно спрашиваю. Честно.

— Закидали кого-нибудь яйцами?

— Мимо.

— Обмотали что-нибудь туалетной бумагой?

— Опять мимо.

— Курили?

— Да ладно тебе. Это все детские забавы. — Он театрально закатил глаза, совсем как мама. — Между прочим, у меня есть для тебя подарок.

— Ты вспомнил, что у меня день рождения?

— А то. Жди здесь. — Он одним прыжком, как непоседливый щенок, одолел ступени и скрылся за дверью.

Я ждала, можно сказать, затаив дыхание.

Вернулся Мика очень скоро, с бумажным пакетиком.

— Вот. — Вытянув свою длинную руку, он потряс пакетиком перед моим носом.

Я схватила, пакетик оказался довольно тяжелым.

— Что это?

— Сама открой и посмотри, чучело.

Внутри было что-то завернутое в газетный вкладыш с комиксами. Разорвав бумагу, я заорала:

— Мика! Прелесть какая!

Это была прозрачная, янтарного цвета шкатулочка треугольной формы, вся резная, как хрустальные бокалы, которые Ребекка хранила в застекленном буфете.