Царская любовь - Александр Прозоров

Дабы всего этого не случилось, отныне поведению вдовы надлежало стать исключительно безупречным, целомудренным, благотворным для тела и бессмертной христианской души.

В глубине своей души, для самой себя, княгиня Анастасия оправдание минувшим поступкам нашла. Ведь с самого первого момента их встречи с касимовским царем она никогда, ни единого раза не пошла на поводу своей похоти! Она с самого начала искренне пыталась избавиться от сладострастного наваждения!

Сперва княгиня понадеялась разочароваться в Саин-Булате, получив настоящий поцелуй вместо воображаемого. Но увы – реальный оказался слаще мечтательного. Потом она понадеялась разочароваться в телесной близости. Однако безумная ночь с татарским ханом вышла даже отдаленно не похожей на унылый супружеский долг, отдаваемый мужу, она вся прошла в горячих волнах нестерпимого наслаждения, из которого Анастасия выскальзывала лишь на краткие минуты, дабы перевести дух. И тогда женщина решила, что, если ночей будет несколько – постель наскучит. А вместе со скукой вернется обычная, спокойная жизнь, изгнать из которой Саин-Булата удастся с величавой легкостью. Однако не наскучила! Стало только хуже. Анастасии казалось нестерпимо мало тайной любви, она хотела настоящую, открытую целиком и полностью. Чтобы выходить, держась за руки, чтобы не скрывать нежных взглядов, чтобы прилюдно называть друг друга ласковыми словами…

Это был омут, неодолимая трясина, затягивающая в себя все глубже и глубже, сколько ни пытайся вырваться на свободу. И только долгая разлука, некоторое успокоение души, письма многих родичей и наконец-то услышанный голос рассудка убедили княгиню, что рвать опасную безумную связь нужно решительно, резко и бесповоротно. Ибо сама собой сия страсть не уляжется, не погаснет.

Никогда в жизни женщина не смогла бы сказать в лицо своему витязю тех слов, что начертала в письме. Под его взглядами, при звуках его речи, могучей поступи – искала бы и находила множество отговорок и оправданий, дабы остаться рядом. Однако во имя спасения своей чести и чести семьи, во имя спасения души она была обязана все прекратить.

Женщина составила письмо, отправила его с подобающей осторожностью – и пустилась в паломничество по святым местам замаливать многие ужасающие грехи, искоренять похоть из души своей воздержанием, постом и молитвами.

Несколько месяцев жизни в святых местах, с ранними заутренями, поздними вечерями, частыми всенощными стояниями, скромными трапезами из каши и рыбы, общение со смиренными сестрами и молитвы, молитвы, молитвы возымели свое действие – потихоньку, медленно, шаг за шагом страсть начала уходить, вожделение забывалось, татарский хан стерся из снов и воспоминаний, душа вдовы стала обретать долгожданные тишину и благостность.

– Господу помо-о-о-олимся… – речитативом выводил у алтаря похожий на серебряную дыню священник: невысокий, упитанный до округлости, облаченный в богато вышитую фелонь. – За упокоение рабов божьих Агафона, Симеона, Феодора, Петра и Инноке-е-ентия-а-а-а… За силу воинов русских, в Ливонии и диком поле басурманском живота свого не жале-е-еющи-их… За здравие их и победы мно-о-огие-е… За исцеление царя касимовского, за православие кровь свою проли-и-ившего-о-о…

Княгину Анастасию качнуло, как от удара, она охнула, сердце заколотилось с бешеной скоростью, в лицо ударило краской.

– Что-о?! – выдохнула она, дернулась было вперед, но тут же спохватилась, развернулась, стала выбираться из храма.

Священника спрашивать бесполезно. Он за здравие и упокой по списку службу читает, а не по своему разумению. Коли из патриархии прислали указание за исцеление брата царского молиться – он и молится. А почему, что случилось – откуда ему ведать?

– Свят, свят! – перекрестилась на церковь выскочившая следом Синява.

Княгиня о сем правиле забыла, схватила служанку за руку:

– В съезжую избу беги быстро! Они ополчение составляют и распускают, у них последние вести должны иметься. Да скорее давай, чего телишься?!

Девка сорвалась с места, а княгиня Черкасская повернулась лицом к ветру. Сердце ее колотилось не переставая, тело горело, перед внутренним взором опять стоял во весь рост веселый статный Саин-Булат. А воображение уже рисовало кровавые раны, оторванные руки и ноги, разбитую голову…

– Проклятье! – Не выдержав, княгиня повернула и сама быстро зашагала по дорожке, окликнула опоясанного дорогим ремнем седобородого мужчину: – Боярин, прости, что отвлекаю. Сделай милость, подскажи, где у вас тут изба съезжая?

– Знамо, в центре, сестра, – остановился тот и махнул рукой на ворота: – Коли прямо идти, так три двора минуешь, и по левую руку она и стоит.

Женщина кинулась в указанном направлении, выскочила с монастырского подворья, пробежала по улице, однако уже у второго двора встретила торопящуюся навстречу служанку.

– Ну?! – нетерпеливо потребовала ответа она.

– Бают, живой он, – сразу сказала самое главное Синява. – Обоз вел в Ливонию, да со свеями в пути столкнулся. Побили, в общем, наших схизматики поганые. Мужики обозные в большинстве в Новгород возвернулись, а Саин-Булата татары в Касимов увезли. Люди полагают, покалечили его в сече. Иначе с чего он к государю не явился?

– О господи, – торопливо перекрестилась княгиня. – Сильно ранен?

– Да не знает никто, госпожа! – повторила служанка. – Ведомо токмо, что мимо Новгорода увезли.

Женщина прикусила губу, отвернув лицо, надолго задумалась. Потом вдруг распорядилась:

– Ступай, скажи дворне, чтобы сбирались. Мы уезжаем.

– В Касимов?

– Да.

Синева успела уже отойти на несколько шагов, когда княгиня спохватилась и крикнула вслед:

– Стой, дура! Какой Касимов?! Ты совсем умом тронулась, девка?

– Но ведь Саин-Булата туда повезли! – остановилась служанка.

– Коли я в Касимов поеду, сие значит – самой всему миру о нашей связи с татарским ханом рассказать! И вообще… – погрозила ей кулаком княгиня. – Забудь о таковом!

– Тогда куда? – спросила Синява.

– Домой, – безнадежно махнула рукой женщина. – Мне теперича все едино не до молитв.

Вскоре домик с кельей паломницы наполнился суетой. Слуги укладывали в сундуки княжескую посуду – кубки, блюда, кувшины, тарелки, постельное белье госпожи, сменные одеяния скромной послушницы, подушки с перинами, книги и беленую бумагу, свечи восковые и хвощевые, масляные лампы, увязывали во вьюки ковры и подсвечники, подушки и скромную походную перину, полотенца, занавесочки и благовония. В общем, все то, без чего человеку в дальней дороге никак не обойтись. Часть сундуков и вьюков укладывали на две подводы, часть – увязывали на большой тяжелый возок размером в две кибитки, настолько просторный внутри, что там можно было спать, вытянувшись во весь рост, и еще оставалось место для стола, малого шкафчика и скамьи для слуг.

Княгиня Анастасия Черкасская все это время стояла немного в стороне и молча, неотрывно смотрела на синюю луковку храма, украшенную серебряными звездами, и яркий золотой крест.