Великие Тюдоры. "Золотой век" - Борис Тененбаум

Гуарас возражал и говорил, что как посол он английскому правосудию неподсуден. На что ему было указано, что дипломатического статуса у него нет, что никаких верительных грамот он не предъявлял и что, следовательно, является просто иностранцем, проживающим в Англии и отвечающим за свои действия перед английским правосудием.

Посланный выручать его дон Бернардино де Мендода был уже оснащен всеми необходимыми документами. Он был военным с большим опытом в Нидерландах и полагал, что «…наглецам надо сразу указывать их место…».

Нельзя сказать, что такой подход к делу оказался таким уж полезным. Королева Елизавета была очень умна и сумела обернуть его доблестную решимость против него самого. Она чередовала вполне трезвые и холодные рассуждения с неожиданными переходами на тон, подобающий знатной даме в разговоре с безупречным идальго. Дону Бернардино было трудно поворачиваться с такой же скоростью, и он терял нить беседы. У него были твердые инструкции – добиваться освобождения всех испанских подданных, угодивших в лапы английского правосудия, и начинать следовало с Антонио Гуараса.

Проблемы касались даже не столько дел, непосредственно связанных с английскими и испанскими кораблями в европейских водах, сколько столкновений в Новом Свете. Там столкновения происходили непрестанно, и «…законы писались мечом…».

И дон Бернардино, признавая, что испанские власти в испанских портах иной раз ведут себя несколько некорректно, требовал унять английских пиратов вроде Хокинса или Дрейка, ведущих себя в колониях Испании и вовсе совершенно беспардонно.

Он, конечно, не знал, что 15 ноября 1577 года, то есть за три месяца до его прибытия в Англию, из Плимута отплыли 5 маленьких судов с общим экипажем в 164 человека. Двигались они через Атлантику в общем направлении к испанским владениям в Новом Свете.

Командовал экспедицией Фрэнсис Дрейк.

Экспедиция планировалась трудная, но Дрейк к этому времени уже делал подобные дела, и при этом за свой счет, без высоких покровителей и крупных инвесторов. В 1565 году он командовал суденышком «Юдифь» водоизмещением всего в 50 тонн и на нем-то и ходил вместе с Хокинсом в тот роковой поход, когда они оба едва не погибли. В 1572 году на похожей скорлупке он добрался до Панамского перешейка с идеей перехватить караваны, везущие через перешеек ценности с тихоокеанского побережья Перу. Его отряд высадился на сушу, награбил все, до чего смог дотянуться, в городе Номбре-де-Диос, хлебнул немало горя на обратном пути, уходя от погони, – но в Англию Дрейк вернулся уже богатым человеком.

Сейчас, в 1577-м, у него были средства посильнее тех, которыми он располагал раньше. Флагманский корабль «Пеликан» был вдвое крупнее «Юдифи», длиной в 22 метра, с водозмещением в сотню тонн – и даже с артиллерией. И «Пеликан» шел в поход не один – у Дрейка было еще четыре судна. В отличие от предыдущих предприятий такого рода на борту флагмана имелись не только простые моряки, но и джентльмены – например, Томас Даути, один из сотрудников Кристофера Хаттона. Он свел Дрейка с высокими людьми при дворе, вроде собственного патрона, Хаттона, и сэра Фрэнсиса Уолсингема. С Уолтером Деверё, 1-м графом Эссексом, Дрейк был знаком и сам – он помогал графу по морской части в ходе его военной кампании в Ирландии, где год за годом тянулась бесконечная малая война против католических повстанцев. Мятеж подпитывался из Испании – и высокие господа были совсем не прочь пощипать испанские перья где-нибудь в Южных морях, ссылаясь при этом на «…частную инициативу…» и «…мелкие стычки в далеких колониях…», за которые «…государственные мужи Англии…» ответственности не несли…Один из таких «мужей», лорд Берли, был против – но граф Лестер отнесся к проекту благосклонно, и это решило дело.

План был утвержден и предполагал попытку прорваться в Тихий океан. Дрейк, будучи на Панамском перешейке, видел его самолично и ничего так не желал, как оказаться в этих водах – на корабле и с пушками…

Подготовка велась самая тщательная и делалась в полном секрете – экипажам было сказано, что идут они в Средиземное море, в Александрию. Почему на борт грузят припасы в количествах, вроде бы излишних для сравнительно короткого маршрута, знали только офицеры, да и то не все, а уж матросам и подавно ничего не объясняли.

Если на борту кораблей и было какое-то недовольство, когда открылась истинная цель, то Дрейк его быстро пресек – с дисциплиной у него было строго.

Поход начался по уже ставшей обычной схеме, изобретенной еще Хокинсом, – сначала корабли пошли во владения португальцев – на юг, следуя линии берега Африки. Там предполагалось пополнить запасы пресной воды перед рывком через Атлантику. Неподалеку от Островов Зеленого Мыса Дрейк увеличил свою эскадру, захватив португальское судно. Самой ценной добычей оказался лоцман Нуньес да Сильва, который знал воды бразильского побережья. Атлантику корабли пересекли без особых проблем, а затем Дрейк направил корабль на юг вдоль восточного побережья Южной Америки, к Сан-Хулиану, к бухте, где когда-то стояли на якоре корабли искавшего проход в Тихий океан Магеллана.

Здесь Дрейк убил Томаса Даути.

Почему он это сделал, можно только гадать. Ссора началась с того, что на захваченном португальском судне, капитаном которого Дрейк назначил Томаса Даути, возникли некие трения. Дрейк вроде бы решил проблему, и при этом самым уважительным по отношению к Даути образом – он передал ему командование флагманом, «Пеликаном», а сам взял на себя его обязанности капитана захваченного трофейного судна. Во второй половине июля 1578 года английские корабли подошли к пустынному берегу у бухты Сан-Хулиан, где когда-то Магелланом был подавлен бунт и казнены ослушники. На берегу все еще оставался поставленный там Магелланом знак, и даже не один только знак, а и кое-что куда более многозначительное – груда человеческих костей, все, что осталось от казненных.

И вот тут-то Дрейк и заявил, что он тоже раскрыл заговор. Он обвинил Томаса Даути в мятеже, неподчинении, а уж заодно, чтобы не показалось мало, еще и в колдовстве. Сейчас, конечно, это обвинение может показаться странным, но в те времена Фрэнсис Дрейк, отважный моряк, не боявшийся ни бога и ни черта, действительно мог верить и в колдовство, и в силу сглаза. Во всяком случае, он учредил суд – и не какой-нибудь военный трибунал, а суд присяжных.

У него не было на это ни малейших прав, на что отважно защищавшийся Даути ему и указал. Как-никак Томас Даути был джентльменом и уже в силу этого был просто обязан иметь некоторую юридическую подготовку. Он потребовал от Дрейка предъявления королевской грамоты, дающей ему право на суд, – возражение, которое Дрейк отмел как несущественное. Сила его личности была такова, что он добился осуждения Томаса Даути и даже его казни. Альтернативные предложения – запереть осужденного в трюме и держать там вплоть до возвращения в Англию или оставить на берегу и предоставить его собственной судьбе – он отмел точно так же, как и возражения по поводу его прав судьи.