Факультет прикладной магии. Простые вещи - Таис Сотер

— Разве ты не доволен мной, дядя? — с вызовом сказал Петер. — У меня богатая невеста с хорошими связями. Ну а то, что я не всегда с ней честен… Так ведь мне всему пришлось учиться у тебя, в том числе и нормам морали. Правда, до твоей двуличности и подлости мне еще далеко.

— Вот мы и дошли до самого интересного. До твоих претензий ко мне. Позволь догадаться, из-за чего ты так обозлился на меня. — Мартин вскинул глаза к потолку, будто ища там ответы. — Это ведь девушка, да? Очень хорошая девушка, талантливая и умная. Но, к сожалению, доверчивая.

— Тебе лучше знать. Не я же ее обманываю.

— Что ты сказал Софи? — холодно спросил Мартин, не желая больше тратить время на пустой разговор.

Петер пожал плечами.

— Ничего такого. Она сама поняла, что ты за человек. Видимо, ты где-то всерьез ошибся, дядя.

Шефнер почувствовал облегчение, поняв, что Софи предпочла не делиться возникшими между ними проблемами с его племянником. И все же позволять Петеру вмешиваться дальше было опасно. Для него самого. Мартин отлично понимал, как далеко мог зайти его упрямый родственник, если его не остановить сейчас.

— Ты можешь считать меня кем угодно, но не притворяйся, что делаешь все из-за заботы о Софии. Тобой руководят болезненное уязвленное самолюбие и глупая вера, что ты можешь что-то изменить в своих отношениях с ней. Что когда-нибудь она увидит настоящего тебя, полюбит и примет. Я открою тебе маленький секрет, Петер, который, как мне казалось, ты уже должен был знать. Не мы выбираем женщин, а они нас. Именно они принимают окончательное решение, с кем остаться, кого любить и кому отдаться. И судя по всему, Софи выбрала не тебя, — цинично сказал Мартин бледному как мел Петеру. — Не надо тешить себя иллюзиями. Вокруг множество женщин, выбери себе одну из них или их всех и успокойся.

— Да, женщин много. Но ты забрал именно ту, которую я люблю. Это то, что делает мне по-настоящему больно, — твое предательство. У меня нет никого ближе тебя, а ты поступил так со мной. Отнял единственное, что мне было важно.

Мартин почувствовал себя очень старым и больным. Было ли ему жаль Петера? Да. Могло ли это изменить его решение? Конечно же нет.

— Все мы теряем что-то, но ведь София тебе даже не принадлежала, — терпеливо сказал менталист. — Ты так и останешься для нее другом. Но между мной и нею — другое. Только-только начавшее зарождаться, поэтому хрупкое и уязвимое, но на удивление прекрасное. Я сам понял это совсем недавно. И пусть София пока не осознает до конца свои чувства, но я вижу, что ее влечет ко мне, она выдает это каждым взглядом, каждым прикосновением.

— Лжец!

Петер совершенно неосознанно вскинул руку с револьвером и тут же застыл.

— Вот, значит, как. Что же, не думал, что до этого дойдет, Петер.

Менталист встал и медленно подошел к оцепеневшему юноше. По виску того стекала тонкая струйка пота.

— Ты на самом деле хотел выстрелить в меня? Нет? Я этому рад. И все же, что мне делать сейчас с тобой? Может быть, как тогда, в детстве, оставить тебя стоять здесь до следующего дня? Но ты не понял ничего тогда, не поймешь и сейчас… — Глава СБ вздохнул: — Жаль, что нельзя на самом деле изменить человека с помощью магии, как думает Софи. Но ведь есть и другие замечательные способы. Ты говоришь, что никогда ничего не хотел, кроме нее. Можно попробовать проверить твое спорное утверждение. О нет, я не буду арестовывать тебя, хотя у меня на это есть реальные основания. К примеру, твои друзья. Знаешь ли ты, куда именно Иллария Лейпциг передает те артефакты, которые покупает у тебя? Военные артефакты. Я скажу тебе, хотя мне кажется, ты и сам начал об этом догадываться. Иначе бы не прекратил так резко с ним общаться.

Мартин положил руку на окаменевшее предплечье Петера и начал шептать ему в самое ухо, будто действительно опасался, что их услышат.

— Лейпциг продавал твои артефакты подполью. «Белым ястребам» Грейдора, как они себя называют. Тем самым людям, которые хотят не только свергнуть императора, но и изменить весь государственный строй. Наверное, я могу в какой-то степени понять их цели, но не их средства. Они террористы, которые к тому же получают деньги от алертийцев. И ты, таким образом, являешься соучастником заговора — пусть и невольным. Ты делал для «ястребов» артефакты, в том числе и боевые. Сколько горожан могло погибнуть из-за этого? Привычка к роскоши и жажда денег оказали тебе весьма дурную услугу.

Менталист вытащил из онемевшей руки племянника револьвер, вынул патроны и ссыпал их на пол. Затем отшвырнул оружие и снял заклинание с племянника. Тот привалился к стене, не сводя взгляда с дяди.

— Я не хотел! Не думал, что Лейпциг был в подполье, — хрипло сказал артефактор.

— Я знаю, — ласково ответил Мартин. — Поэтому не стал ничего предпринимать. Мне было достаточно, что ты перестал с ним общаться. Я же позаботился о том, чтобы он тебя больше не беспокоил. Но ты сильно облажался тогда, Петер, и твоя ошибка могла дорого тебе обойтись.

— Так ты все-таки угрожаешь, что арестуешь меня, или нет? Я так и не понял, — криво улыбнулся Петер, хотя ему было явно не до смеха.

— Не дерзи. Я не собираюсь шантажировать тебя. Хочу, чтобы ты увидел, что все не так просто, как ты думаешь. Очень легко лишиться всего в один миг. Так что не стоит отворачиваться от того, кто на твоей стороне. Иначе рискуешь остаться один. — Шефнер пристально посмотрел племяннику в глаза: — И потерять Софи навсегда. Потому что я более чем уверен, что между другом, которому совершенно нельзя доверять, и мужчиной, который заботится и защищает ее, она выберет все-таки последнего. Меня.

Когда дверь за Мартином Шефнером закрылась, Петер опустился на пол, безжизненно уставившись перед собой.

— Останусь один? — тихо сказал он в пустоту. — Я уже один.

К началу моего последнего учебного года в доме вновь стало тихо. Джис, Ирма, тетушка Адель — все они исчезли из моей жизни так же легко, как и появились. Не с кем было больше слушать музыку на граммофоне, препираться за ужином, играть в карты на фантики от шоколадных конфет или гулять в парке. И прятаться в мастерской не от кого. Я была свободна и полностью предоставлена самой себе.

И меня это огорчало гораздо сильнее, чем должно было. Я всегда была одиночкой, но внезапно оказалось, что это не так уж и весело. Завтракать одной, проводить вечера одной… вот даже проверить работу артефактов было не на ком! Разве что на слугах, но Кати уже и так довольно настрадалась от моих экспериментов, а прочие скорее предпочли бы уволиться, чем даться мне в руки.

Начавшиеся занятия в университете несколько подняли мое меланхоличное настроение. Совсем ненадолго. Учеба внезапно перестала вдохновлять — в тех областях, что мне были интересны, я уже успела разобраться сама, а все остальное превратилось в рутину. К тому же большинство старшекурсников уже работали, и поэтому преподаватели старались не нагружать нас занятиями.