Падшие ангелы Мультиверсума - Леонид Алехин

«Шкаф» – это такая тесная стальная коробка высотой около метра восьмидесяти, с передней стенкой-дверью. Совершенно глухая, если не считать узкой прямоугольной щели, за которой глаза заключенного. Они видяттолько покачивающиеся затылки сидящих охранников и реактивный гранатомет на плечевом пилоне забравшегося в кузов Льва.

В соседнем «шкафу» (всего их в фургоне восемь, по четыре вдоль каждой стены) ворочается, цепляясь локтями, Антон. Неудобно стоять вот так, когда ни наклониться, ни присесть толком, да еще с кандалами на руках и ногах. Но что делать? Их зачислили в категорию особо опасных преступников и отнеслись соответственно.

Между делом Глеб проклинает свой несдержанный язык. Думал заработать призовые очки, сообщить братьям-тамдлиерам о заговоре. Идиот! Теперь кристально ясно, что Орден принимает в нем участие. За Львом, этим хихикающим кровопускателем, наверняка стоит кто-то из высшего эшелона, вернувший ему командование боевым звеном и давший право убивать, чтобы заметать следы. Опять же, Красная Ступень, комендантский час, огонь на поражение.

Фургон качнулся, остановившись так резко, что мучившийся рядом Антон не удержался, громко стукнулся затылком. Глеб успел среагировать, спружинил плечом.

– А ну, заткнись! – прикрикнул на матерящегося Антона кнехт. – Что там такое? – громко спросил он через внутренний переговорник.

Глеб повысил слуховую чувствительность, чтобы разобрать ответное бормотание.

– Какой-то придурок на дороге. Сейчас разберемся.

– Помощь не нужна?

– Сидите уже. Мы как-нибудь сами.

Дорога здесь, в неполных пяти километрах от Цитадели, опасно заворачивала едва ли не под прямым углом. Глухая стена подступала к ней вплотную, разрисованная старыми, изрядно облупившимися граффити.

Стилизованная фреска с навязчиво повторяющимся мотивом. Смешные пухлые херувимы с белыми крылышками и совсем не смешными воронеными стволами в детских ручонках гонялись за голыми грешниками и грешницами на фоне небесной голубизны и перистых облаков. У грешников были напуганные лица и чудовищно гипертрофированные половые органы. Херу– –вимчиков умелая рука уличного художника оставила без глаз, нарисовав вместо них путающие черные дыры.

На фоне этого художественного безобразия стоял темный силуэт, вырезанный из поблекшего разноцветия псевдофрески. Холодный ветер, дувший здесь, как в гигантской аэродинамической трубе, хватал за полы длинного плаща, Трепал попавший под каблук армейского ботинка ветхий клочок газеты.

Расслабленные руки свисали вдоль худощавого тела, безвольно, словно привинченные к плечевым суставам. Взгляд был устремлен поверх бронированного лобового стекла тамплиер-ского фургона, которому он загородил дорогу. На лице неземное спокойствие человека, грезящего под «холодком», или тека, отключившего все эмоции и медитирующего в потоковом режиме. Гипсовая маска Будды.

– Эй! – крикнул один из кнехтов, выглядывая из кабины и сопровождая свою речь нетерпеливыми сигналами. – Давай уматывай с дороги!

Чудак в плаще говорит, не повышая голоса, но каждое его слово отчетливо слышно:

– Мне нужен один из тех, кого вы везете с собой. Отдайте его, и мне не придется вас убивать.

Это не было похоже на угрозу. Безумец предлагал выбор между повиновением и смертью половинному тактическому звену – четырем кнехтам и тамплиеру в полной выкладке. Позвонить, что ли, в «Седова»? Пусть приедут, заберут беднягу.

– Слушай, пошутили – и хватит. – Это второй кнехт присоединился к разговору. – Хочешь, чтобы мы по тебе прокатились, панк?

Ответ более чем красноречив. В руках сумасшедшего появляются крупнокалиберные пистолеты. С оглушительным грохотом он простреливает одно за другим передние колеса фургона. Машина тут же проседает, кренится вперед.

Еще два выстрела принимает на себя лобовое стекло – две круглые трещины в паутине белесых расползающихся линий. Точно напротив застывших от удивления лиц кнехтов. Многослойный бронепластик выдержал, сохранив им жизни.

Надолго ли?

Кнехт, сидевший слева, форсируется, выпрыгивает, укрываясь за распахнутой дверью. Его губы беззвучно шевелятся: раз, два… На «три» он срывает с пояса и кидает вверх по пологой дуге петарду, установленную на двухсекундную задержку. Она взрывается у самой земли – ярчайшая магниевая вспышка, и фигуру в плаще окутывает плотное облако дыма.

Второй кнехт уже катится по земле, клеевая пушка, встроенная в приставку «Клэш», дважды выстреливает своими мягкими цилиндрическими зарядами. Разорвавшись, они отбрасывают безумца к стене, намертво прикрепляют его к ней прозрачными нитями моментально твердеющего металлорганического клея, Дело сделано, не прошло и десяти секунд.

На двенадцатой секунде случается невозможное.

Солдаты Ордена видят, как ненормальный, рискнувший вступить с ними в бой, отлепляется от стены. Не успевшие окончательно застыть и превратиться в сплошную кристаллическую массу клеевые волокна тянутся за ним, лопаясь и рассыпаясь в мелкую пыль. Это бред, такого не может быть! Этим клеем предполагалось скреплять поврежденные части орбитальных станций, нагрузки, которые он способен выдержать, поистине космические. Даже рыцарь в силовом «доспехе» разве что оторвал бы несколько броневых пластин, но не смог бы освободиться целиком. Никогда.

А этот… у него даже плащ не треснул. Кто… что он такое?!

Несмотря на ошеломление, кнехты все же успевают выстрелить. Впустую. Еще не стихает эхо выстрелов, как они умирают. Оба.

Плюс семнадцать секунд.

Присев над телом кнехта, он снимает с его пояса тепловой резак. Задумчиво смотрит на бронированную коробку фургона.

За выскочившим наружу Львом захлопывается стальная дверь. Двое оставшихся охранников переглядываются друг с другом. Что-то не так. Но, согласно боевому расписанию, им запрещено покидать кузов, их задача – наблюдать за заключенными, Потому на долю охранников остаются догадки, обрывочные сообщения по рации и надежда, что одного взбешенного тамплиера хватит, чтобы уладить любую возникшую проблему.

Или не любую?

Что-то очень громоздкое с огромной силой ударяется в борт фургона. Еще раз. Охранники вскакивают на ноги, бесполезно тиская винтовки. Вид у них потерянный.

– Лев! – громко кричит один из них, хотя в этом нет надобности. Устройство личной связи, встроенное в шлем, считывает колебания с челюстных костей и может транслировать даже беззвучный шепот. – Что случилось, Лев?!

Ответом ему молчание. Глеб переступает с одной затекшей ноги на другую, жалея, что нельзя поскрести в бритом затылке. Дела-а… По всему ясно, что фургон угодил в засаду. Но в чью?

Ответ вот-вот будет получен. Кто-то взялся резать крышу фургона терморезаком. Шипит струя раскаленного газа, проходящая через сталь насквозь, густо сыплются искры. На потолке постепенно обозначается белый по краям прямоугольник, незавершенный пока.