Любовь в Серебряном веке. Истории о музах и женах русских поэтов и писателей. Радости и переживания, испытания и трагедии… - Елена Первушина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любить жизнь для Маяковского означало – любить Лилю Брик. Многим современникам эта рыжеволосая женщина запомнилась как само воплощение жизни, солнце, способное осветить даже голодные и тревожные революционные годы. Все, кто знакомился с ней, в первую очередь обращали внимание на ее волосы, чтобы удостовериться, достаточно ли они рыжие.
Маленького Васю Катаняна[70], будущего биографа Лили, цвет ее волос поразил: «Мне… понравилась эта невысокая женщина, веселая и ласковая ко мне. Смутно помню, что меня поразили ее волосы необыкновенного цвета, которого я никогда не видел… Волосы Лили… даже, как мне казалось, светились золотом. По дороге домой я спросил, что это такое. „Она рыжая, и это необычный цвет, встречается редко. И сама она редкая, необычная“, – добавила мама. В этом я убедился, общаясь в ней в течение полувека».
А вот что запомнилось Лидии Гинзбург: «Шкловский назначил мне деловое свидание у Бриков. Он опоздал, и меня принимала Лиля Юрьевна. Одета она была по-домашнему просто, в сером свитере. По-видимому, мыла голову, и знаменитые волосы были распущены. Они действительно рыжие, но не очень, – и вообще на рыжую она не похожа. Тон очень приятный (не волос, а ее собственный тон).
Когда мы вышли, В. Б. спросил:
– Как вам понравилась Лиля Брик?
– Очень.
– Вы ее раньше не знали?
– Я знала ее только в качестве литературной единицы, не в качестве житейской.
– Правда, не женщина, а сплошная цитата?»
В стихах Маяковский часто разговаривал с ней. Но еще чаще это были просто обращения – просьба, мольба, молитва без надежды на ответ.
Эти стихи написаны в 1916 году. К ним относится забавный комментарий Катаняна: «Однажды, в первые дни их знакомства, в комнате, наполненной людьми, они сели на подоконник, и штора скрыла их от присутствующих, он – такой загорелый и красивый – гладил ее ноги и просил о свидании, которое и состоялось на следующий день у него в гостинице „Пале-Рояль“. Когда же он прочел ей „Лиличке, вместо письма“, там было:
Вспомни,
за этим окном впервые ноги твои исступленно гладил.
ЛЮ {Лиля (Лили) Юрьевна. – Е. П.} заметила, что „ноги“ – это было в быту, а тут поэзия, что нельзя же подавать себя, как есть в действительности. Словом, ей не нравится. „Он и сам это ощущал, – говорила она, – поскольку был очень целомудрен в проявлении своих чувств“, – и тогда появилось:
Вспомни – за этим окном впервые руки твои исступленно гладил».
Далее Катанян замечает: «Вся его любовная лирика пронизана мучительным горем ухода любимой женщины. Для него это было невыносимо… Но Лиля тогда вовсе не „уходила“ от него, не бросала. Она скорее была непостоянна, своенравна и действительно могла уйти в любой момент, ускользнув, мерцая, как драгоценность. Отсюда во многом и трагизм его стихов».
Порой Маяковский проклинает свою любовь, и Лилю вместе с нею:
Но в другие минуты буквально не мог представить себе жизни без Лили и в самом деле становился «не мужчина, а облако в штанах». В 1918 году он едет по делам из Москвы в Петербург и всю дорогу пишет страстное письмо Лиле, о том, как любит ее и тоскует. Цитировать его просто страшно, такими чувствами не принято делиться ни с кем, кроме любимой (да и любимый человек не всегда удостаивается такой искренности). И все же рискну привести только одну запись, чтобы вы поняли масштаб и накал этого чувства: