Куда пойдет Путин? Россия между Китаем и Европой - Александр Рар

По мнению военно-политического общества, положение в Средней Азии требует продления дислокации немецких войск в Афганистане. Хотя «мягкий» вариант среднеазиатской стратегии Евросоюза был выбран правильно (по сравнению с «жесткой» американской стратегией сдерживания соперников в регионе), возникают сомнения в отношении того, не станет ли ЕС еще одним опоздавшим игроком в этом регионе. Между тем, русские и китайцы воздвигают гидроплотины и газопроводы. Одним из главных элементов своей дипломатии в Средней Азии ЕС должен сделать стимулирование внешне-экономической активности собственных предприятий.

Германия как раз этим и занимается — на примере открывающегося Туркменистана, до сих пор самой изолированной страны Средней Азии. Ашхабад ищет возможности для диверсификации своего энергетического экспорта, чтобы не быть зависимым лишь от России и Китая. Туркменистан является вторым по величине поставщиком газа на Востоке. Ему срочно необходима новая инфраструктура и, прежде всего, современный аэропорт. Страна годами считалась «сталинистской диктатурой», сейчас же там регулярно приземляются самолеты с политиками и бизнесменами с Запада. Даже президент комиссии ЕС побывал здесь в 2010 году.

В 2005 году в Средней Азии произошли два восстания, одно из которых, как ни парадоксально, случилось в самой либеральной среднеазиатской стране — Киргизии. Здесь «Тюльпановая революция» точно так же смела старый режим, как народное движение изгнало тунисского диктатора Бен Али в пустыню. Запад рассматривал этот процесс как продолжение цветных революций в Грузии и Украине. Почти в это же время начались волнения в узбекском Андижане, жестоко подавленные государственной властью. Это не было народным восстанием, как в Киргизии или позже в Северной Африке, однако Евросоюз осудил бойню и сначала ввёл жесткие санкции против Ташкента, которые, правда, сразу же отменил, так как Узбекистан был необходим ему в качестве базового лагеря для снабжения контингента НАТО в афганской войне.

В 2010 году в нестабильной Киргизии разразилось второе массовое восстание — на этот раз против клики нового президента. Нищета, дискриминация меньшинств и социальная несправедливость вывели людей на улицы. Произошло новое свержение президента и — что гораздо хуже — этнические погромы узбекских меньшинств. При этом применялись автоматы Калашникова. Предложения Запада в рамках миротворческой миссии ОБСЕ послать в Киргизию силы безопасности изначально были приняты временным правительством в Бишкеке, но затем быстро отклонены. ЕС попытался применить партнерскую стратегию, но остался лишь сторонним наблюдателем конфликта. Киргизии, которая в 90-е годы превозносилась как единственная демократия в Средней Азии, угрожал раскол на севере и юге, что могло дестабилизировать весь регион. Удивляет, что такая воинствующая террористическая организация, как «Исламское движение Узбекистана», не использовала переворот в Киргизии ради достижения своей цели — установления халифата в Средней Азии. Очевидно, международное движение «Джихад» было еще слишком занято борьбой против Запада в Афганистане. По мнению экспертов, третья революция в Киргизии будет носить исламистский характер.

Возможным сценарием будущего Средней Азии является интеграция в Средний Восток. Но для этого, однако, необходимы глубокие изменения в менталитете господствующих элит, отчуждение от советского наследства. Такой поворот, вероятно, может разрушить унаследованный из советской эры высокий уровень образования в этих странах. 20 лет назад он был гораздо выше, чем образовательные стандарты в Индии, Иране и арабских государствах. Из экономических соображений такие страны, как Казахстан и Туркменистан, вполне могут сблизиться с арабскими государствами ОПЕК. Пессимисты предполагают, что слияние Средней Азии с регионом Среднего Востока если и возможно, то только посредством радикальной исламизации. Сегодняшняя относительная стабильность Средней Азии в этом случае может сильно пошатнуться.

Политические обозреватели задаются вопросом, могут ли массовые волнения и демократические революции в арабском мире перекинуться и на Среднюю Азию? Существуют очевидные параллели. В Средней Азии за прошедшие после развала Советского Союза 20 лет выросло новое поколение, без воспоминаний о коммунизме, которое теоретически способно выдвинуть политические требования, подобные требованиям арабской молодежи. Первым опасность почувствовал умный казахстанский глава государства Назарбаев. Он пресек попытку своего парламента провозгласить его президентом пожизненно и предпочел дать возможность народу самому выбрать его на последний президентский срок. Таким образом, он выбил почву из-под ног у всех потенциальных противников его правительства на последующие годы и узаконил своё правление. Назарбаев также явился истинным основателем Евразийского экономического союза — более или менее удачного проекта реинтеграции на территории бывшего Советского Союза, в котором бы доминировала Россия. Любопытно, что речь шла не о создании региональной экономической реинтеграции со среднеазиатскими соседями, а скорее об идее создания огромной зоны свободной торговли совместно с Россией, государством, с которым его страна связана самой длинной обшей государственной границей в мире (почти 7000 километров). Во время финансового кризиса Назарбаев выдвинул идею общей евразийской валюты — «евраза». Позже он сыграл роль крестного отца в процессе создания единого экономического пространства, которое в 2012 году станет реальностью.

Казахстан и Россия совместно продвигают реинтеграцию в постсоветском пространстве, как когда-то Германия и Франция заложили фундамент ЕС. Дополнительно Москва лихорадочно работала над тем, чтобы вовлечь Украину в общий проект. Мысль была заманчивой: единое экономическое пространство вместе с ЕС должно было создать зону свободной торговли, и тогда произошло бы идеальное объединение Европы с Евразией. Назарбаев не использовал шанс своего казахского председательства в ОБСЕ в 2010 году, чтобы разбудить эту международную организацию из непробудного сна. Она была создана с целью объединения евро-атлантического и евразийского пространства по-новому. ОБСЕ должна была созреть для наиболее эффективного решения существующих территориальных конфликтов на постсоветском пространстве. Однако Запад ограничил радиус её действия вопросами продвижения демократии в государства-преемники Советского Союза. Но постепенно новые независимые государства за 20 лет пресытились отношениями учитель-ученик. Они хотели поднять престиж ОБСЕ, но им в этом везде мешали западные государства, не желающие создавать конкуренцию НАТО.

До этих пор надо было преодолеть еще некоторые преграды. География, как известно, это судьба, и такая страна, как Казахстан, не могла просто вырваться из своего среднеазиатского контекста, хотя и являлась законным носителем евразийской идеи. Другой член единого экономического пространства, белорус Лукашенко, предложил создать Организацию Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) для защиты государств-участников от революций извне. Должна ли была ОДКБ использоваться в качестве щита от так называемых цветных революций? Едва ли, так как в киргизском кризисе эта организация продемонстрировала скорее свое бессилие. Скорее ОБСЕ, в котором доминируют западные государства, смог бы выступить в роли миротворца.

ОДКБ имела множество недостатков построения. Во-первых, отдельные государства-участники попытались выторговать у США особые условия для размещения военных баз на своей территории. За использование этих баз Вашингтон платил арендную плату, которая во много раз превосходила вносимую Москвой плату за космодром в казахском Байконуре. Во-вторых, Россия оснащала своих военных союзников оружием из устаревших арсеналов, что не особенно укрепило оборонительные силы. В-третьих, Москва не смогла уговорить своих союзников признать независимость Абхазии и Южной Осетии. Все же Россия нуждалась в ОДКБ, чтобы сохранить независимость от Китая в Средней Азии. Сегодня эта группа не внушает страха ни Китаю, ни исламистам. Так же и НАТО не хочет повышать престиж ОДКБ посредством подписания с ней пакта о сотрудничестве. Будущее южного фланга бывшей российской империи остается туманным.