Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - Дмитрий Емец

– Не на ужин, – пискляво наябедничал карлик изахихикал так, словно кто-то душил подушкой кота.

Это был фактически первый случай, когда Ягун услышал егоголос. Демьян Горьянов, который имел привычку смеяться в самых неподходящихслучаях, попытался заржать, но Гуня Гломов по сигналу Гробыни закупорил Демьянурот бутербродом с колбасой.

– Чего лыбишься? Тридцать два – норма? Не надо мне зубыпоказывать, я не стоматолог, – сказал ему Гуня.

Горьянов замычал, отплевывая колбасу.

Искоса поглядывая на сумку на плече Валялкина, Зербаганбыстро шел к выходу. Таня слышала, как на ходу он сердито говорит Поклепу:

– Имейте в виду, все попадет в отчет…

Завуч Тибидохса верноподданнически таращил глаза, однакозаметно было, что он имеет в виду и Зербагана, и его заявление.

Ягун и Бейбарсов обменялись многозначительными взглядами.Глеб решительно оставил Зализину и, небрежно помахивая тросточкой, последовалза ревизором, держась на внушительном расстоянии. По его тонким губам бродиласнисходительная улыбка. На Зербагана и карлика он если и поглядывал, товскользь.

«Ничего себе! Следит, но так, будто делает Зербагануодолжение», – думал Ягун.

Таня же думала: «Все-таки хорошо, что Бейбарсов с нами. Сним надежно», – и испытывала легкое радостное смущение от этой мысли.

К ним подошел Ванька.

– Вы заметили, как Зербаган смотрел на мою сумку?Спорю, ночью он нападет на Тангро, – сказал он.

– Точно, мамочка моя бабуся! Разве мы не этого хотели?Я доволен, как папуас, добравшийся до бочки со сливочным маслом! –подтвердил Ягун, потирая ладони.

Играющий комментатор не преувеличивал. Он действительносиял, как новенький пятак. Тане захотелось пригасить газовую конфорку егорадости.

– Наши искры ничего ему не сделали! Ягун, ты хорошопредставляешь, что такое маг пятого уровня? – сказала она.

– Не представляю. Я мороженым отмороженный, –наивно заявил Ягун.

– ЯГУН! Ты когда-нибудь сможешь быть серьезным?

– Фу-ты ну-ты! Перестань говорить, как Лоткова! А то ябуду вас путать, и мне придется со временем стать двоеженцем! –предупредил ее играющий комментатор.

Ванька ткнул его кулаком в живот.

– Очнись, Ягун! Если Зербаган захочет добраться доТангро – нам его не остановить.

Ягун скривился.

– И ты туда же, Джон Вайлялька? Знаешь, чем отличаетсяоптимист от пессимиста?

– Ну и чем?

– Оптимист, посвистывая, идет по минному полю и,вообрази, отлично его проходит. Пессимист же ноет, топчется на месте, ничего неделает и в конце концов умирает от заражения крови, колупая сосудики в носу.

После ухода Зербагана и Поклепа никто из преподавателей непоказывался в Зале Двух Стихий. Выпускникам предоставлена была полная свобода.Бейбарсов, исчезнувший вслед за ревизором, тоже не возвращался, и, признаться,это начинало тревожить Таню.

«Мы тут развлекаемся, а он там один…» – думала она,вспоминая тонкую руку Глеба, независимо помахивающую тросточкой.

Жора Жикин блистал. Точнее, ему так казалось. Он разгуливалпо залу и всем рассказывал один и тот же анекдот. В анекдоте сын спрашивал упапы: «Может ли Пегас жениться на корове?» и получал ответ: «Только так ибывает в этой жизни, сынок!» Под Пегасом Жикин явно подразумевал себя, хотякрыльев не имел, разве что зубы у него были лошадиные.

Ягун был в ударе. Он болтал так много и хохотал так громко,что окажись в зале Ягге, она встревожилась бы, все ли у Ягунчика в порядке сголовой. Спокойная Ягге никогда не могла понять, откуда у нее взялся такойбуйный внук.

Ванька все время находился рядом с Таней, подкармливая тоее, то Тангро тем, что ему удавалось раздобыть у молодцов из ларца. Молодцыносились по залу с подносами, пустевшими с невероятной стремительностью.

Шурасик, приглядывавшийся к молодцам с научным интересом,внезапно заявил, что их статус ему не ясен. Кто они, по сути? Почему обязанысидеть в ларце и выполнять желания того, кто ларец откроет? Почему они нестареют? Чем занимаются внутри ларца, когда сидят там одни, и вообще: как в немпомещаются? Уменьшение? Дематериализация? Адресная телепортация? Прерванноесуществование? Едят ли они сами? Спят ли? Есть ли у них естественныепотребности? И наконец, подозрительно, почему они всегда в хорошем настроении?

Но все же главным был первый вопрос: кто они. Джинны избутылок с молдавским вином? Духи? Призраки? Утопленники из числа покорителейТрои, которых на пути домой настигла месть Посейдона? Сироты, спроворенныемачехой за хворостом в метель?

Тирада Шурасика была такой длинной и изобиловала такимколичеством цитат, прямых и косвенных, научных примеров и ссылок напервоисточники, что до конца ее дослушала одна Ленка Свеколт. И разумеется,немедленно начала спорить.

– Остынь, Шурочка! Какие они джинны? – заявилаона.

– А кто? – сердито спросил Шурасик.

– Комиссионеры или суккубы, трансформированныеларцом, – небрежно уронила Свеколт.

Шурасик на мгновение застыл, а затем изумленно подскочил ипотребовал подтверждающих цитат. Увы, цитат у Свеколт не оказалось, а была лишьжелезная уверенность.

– Комиссионеры? – повторил Шурасик, вкладывая вэто слово побольше язвительности и научного сомнения.

О комиссионерах Шурасик, как истинный маг, знал не слишкоммного, но все же кое-что знал, так как судьбы мрака и деяния темных магов то идело пересекались, бесчисленно отражаясь во всевозможных трактатах. Шурасик же,как ученый, был уникален тем, что воспринимал жизнь сквозь бойницы сотен исотен томов.

– Скорее все же суккубы. Похоже, некогда они былипорабощены магией ларца и стали слугами всех его владельцев, – сказалаСвеколт.

– А мрак? Он их не хочет освободить? – уточнилШурасик, поправляя очки.

Ленка засмеялась.

– Я тебя умоляю! У мрака этих духов как грязи. Онвообще не замечает, когда кто-то из них пропадает.